волочился за мной весь вечер, кидал на меня двусмысленные томные взоры, не оставлял меня в покое ни на мгновение. Его бесконечные комплименты меня утомили чрезвычайно и повергли в неприятное недоумение всех присутствующих дам, – негодовала жена.

– Дамы всегда будут неприятно поражены в твоем присутствии, дорогая, – с улыбкой заметил супруг. – Кто же просто так вынесет женщину, которая уже не столь юна и имеет взрослого сына, а на ней и следа возраста нет, да еще возбуждает чувственность молодых лоботрясов, которые младше ее лет на десять!

– Ах, я не понимаю, почему вы все спускаете ему с рук! Ведь его поведение неприлично, оно компрометирует меня!

– Разумеется, неприлично, коли было бы взаправду. Но ведь это так, игра, бравада, чепуха! Это нашему Лавру как лишняя конфета, не доставшаяся в детстве. Вести себя бог знает как, но все же не переступая черты, – это еще один способ поквитаться за жизненные потери.

– Бог мой, я не пойму! Все его горести в прошлом!

– Это у нас в прошлом! А у него на всю жизнь останется перед глазами жуткая картина пожара и гибель родителей. – При этих словах оба супруга помрачнели. – К тому же, вероятно, ему невыносима мысль о том, что он должен быть нам вечно благодарен. Вот и прорывается это в таком дурацком виде. Оставь его, пусть перебесится. – Соболев обнял жену и чмокнул в висок, украшенный игривым завитком. – Вот влюбится по-настоящему, и дурь пройдет.

– Все это кажется мне надуманным. – Она пожала плечами. – Но вам видней. Однако я полагаю, что подобное поведение не лучший пример для нашего сына.

– Послушай, мне кажется, ты преувеличиваешь опасность. Впрочем, если тебе угодно, я поговорю с Лавром.

Соболев вздохнул. Жена в последнее время все чаще впадала в раздраженное состояние духа или, хуже того, принималась плакать по пустякам. Он даже отвел ее к доктору.

– Нервы, нервы, нервы! А это, я вам доложу, батенька, пренеприятная и совершенно загадочная вещь! – Доктор улыбнулся. – Я бы вам посоветовал еще одного ребеночка родить, вот тогда бы ваша драгоценная супруга перестала кукситься!

– Помилуйте, вы шутите! – замахал на него руками профессор. – Мне на следующий год шестьдесят! Я почтенный человек. А жене моей тридцать девять лет! Уж поздненько.

– Знаю, знаю. Только она, наверное, колдовство какое-нибудь знает. Ни морщин, никаких видимых причин старости. Вот только плохое настроение, что частенько случается у дам в ее возрасте. Быть по сему, ежели не желаете ребеночка, так поезжайте за границу, в путешествие. Разнообразие впечатлений – лучший лекарь от любой хандры.

– Да уж я ли не возил ее по Европам! – возмутился профессор.

– А вы, друг мой, куда-нибудь в более дальние края. Чем вы там занимаетесь, древностью? Вот и поезжайте туда, в древность эту!

Соболев изумился тому обстоятельству, что за все годы жизни с Серафимой ему и в голову не пришло повезти ее в Грецию или в Египет. Показать то, о чем он писал книги и читал лекции студентам. А собственно, почему бы и нет? Разумеется, очень дорого. Однако к домашнему путешествию можно добавить и научные цели. Тогда, стало быть, может последовать и вспомоществование университета, и научного сообщества. Эти мысли окрылили Соболева, и он начал раздумывать, как это преподнести жене и сыну. О том, что они поедут все вместе, у Викентия не возникало и тени сомнения.

Идея путешествия в Египет повергла и Серну, и Петю в бурный восторг, и с того времени в доме только и разговоров было, что о грядущей поездке. Одно только омрачало радость грядущего удовольствия. Лавр, как только узнал, то тотчас же заявил, что его душа художника не перенесет, если он не сможет приобщиться к таинственному миру древних и величественных пирамид. Несправедливо, если возьмут только Петра. Викентий пробурчал, что оплатил поездку племянника в Париж в прошлом году. Но тот не отставал, и каждый день появлялись новые аргументы, которые в конечном итоге сделали свое дело. Профессор уступил, обязав племянника сделаться штатным фотографом грядущей экспедиции.

Серафима злилась на Лавра, на его бесцеремонность и отсутствие деликатности. Как можно настаивать, если тебя не зовут? Но в этом был весь Лавр, и пора уж было к тому привыкнуть.

Решили ехать в марте, потому что выяснилось, что летом в Египте невыносимая жара, а весна – самое замечательное время для поездки. Серафиме, правда, было трудно представить, что если теперь лежит снег и сугробы выше головы, то в это же время где-то светит жаркое солнце, цветут цветы и несет свои воды могучий Нил.

Однако до марта еще предстоит отметить Рождество и, конечно, балы, на которых надо обязательно побывать. А значит, надо и платье заказать, да такое, чтобы все ахнули. Впрочем, и так ахать станут, явись Серафима хоть в домашнем салопе. Эта семья, эта молодая и прекрасная мать со взрослым сыном и племянником постоянно привлекали всеобщее внимание и возбуждали бесконечные пересуды. Уж сколько лет был женат профессор Соболев, а злые языки все не унимались, все искали пороки и изъяны у безупречной Серафимы Львовны, все пытались разглядеть на голове стареющего профессора хоть какие-нибудь признаки рогов.

Среди блеска нарядов, возбужденных голосов, разгоряченных лиц, которые отражались в зеркалах, звучания музыки Серафима чувствовала себя царицей, королевой. Она только успевала присесть, как уже спешил следующий кавалер. Она танцевала без устали, ее гибкая фигура, затянутая в черный бархат, ее плавные грациозные движения неизменно привлекали к себе внимание. Даже юные особы были не столь ослепительны. Соболева же больше интересовали зеленое сукно игрального стола и, если повезет, умный собеседник. На сей раз таковым оказался действительный тайный советник Гнедин. Они были знакомы давно, и Соболев всегда удивлялся широте ума этого государственного мужа, который неустанно пекся о нуждах Отечества, на каком бы посту он ни находился. Но на сей раз разговоры о судьбах России перестали волновать собеседника, и он обратился к профессору с совершенно неожиданной просьбой.

– Викентий Илларионович, я слышал, вы отправляетесь в экспедицию в Египет?

– Да, намерен нынче в марте. Только трудно назвать сие мероприятие экспедицией в чистом виде, так как со мной поедет и мое семейство. Но я думаю, что это не послужит мне помехой. И даже наоборот. Свежий любопытный взгляд иногда очень полезен!

– Стало быть, и жена ваша, и сын поедут вместе с вами, – Гнедин заговорщически наклонил голову. – Сударь, возможно, тогда вы не откажете мне в одной немного странной просьбе.

– Извольте, – Соболев слегка пожал плечами, недоумевая, что могло от него понадобиться чиновнику такого ранга.

– Тут надобно начать