Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После активности на свежем воздухе мы голодны не по-детски, поэтому оба набрасываемся на свои порции, пока Капуста проходится по ближайшим планам:
— Я завтра в семь утра уеду. Ты когда для мерча пофоткаться готов?
— Когда скажешь…
— Тогда к трем дня подгребай. Ты точно сам разберешься?
— С чем?
— С механикой.
— Ты серьезно?
Он оставляет в мое пользование старую отцовскую «Ниву», на которой мы гоняли еще в те времена, когда на месте этого дома стоял железный вагончик вместо дачи. Нам было по тринадцать, и его отец только-только купил тачку. Помню, как угнали ее втихаря, и чуть не утопили в озере.
— Как хочешь, — жует. — Только не гробь двигатель, я на ней за грибами катаюсь. Чтобы тронуться, нужно сначала сцепление выжать, — объясняет с расстановкой. — Сцепление — это крайняя педаль слева…
— Спасибо, зай, — останавливаю это введение в теорию управления механикой. — Я думал, она от молитвы заводится…
Скривившись в ухмылке, Данила помешивает вилкой салат и вдумчиво сообщает:
— Молитвами нынче не наскребешь даже на коммуналку Ледового. Его содержание со всеми вытекающими обойдется…
— Я оплачу до конца следующего года, договорились же.
— Да, договорились. Спасибо, — кивает. — Но у нас тут у детского клуба юбилей на носу… пятнадцать лет… — задумчиво постукивает пальцами по столу.
— Серьезная цифра…
— Да. И затраты серьезные… — ходит окольными путями.
— Сколько нужно?
— Ты даже не заметишь. Тебя в сезон отмолят фанаты, — посмеивается. — И я свечку поставлю.
— Этого не надо, — качаю головой. — Избавь.
Смеемся, когда Капустин три раза стучит по деревянной поверхности обеденного стола.
Меня пощипали еще до того, как сошел с самолета, но для родной хоккейной школы ничего не жалко. Я стал спонсировать новый Ледовый дворец еще до этапа строительства, у меня в нем пожизненное членство. Впрочем, как и в любом другом спортивном учреждении, на обеспечение которых я ежегодно отваливаю приличные бабки.
Семь лет назад я уехал по драфту в Канаду, уже имея возможность обеспечивать себя самостоятельно. Сегодня мой банковский счет позволяет помогать юным спортсменам тренироваться в хороших условиях и не нуждаться практически ни в чем. Это моя лепта. Я пахал как проклятый, чтобы сейчас иметь то, что имею. Хоккей — это не только зрелищно и масштабно, это прежде всего изнурительный труд. Работа, требующая полной отдачи. Когда сходить отлить ты можешь позволить себе только после финального свистка главного тренера и не раньше окончания восьмичасовой непрерывной тренировки.
— Найди мне хорошего физиотерапевта, — говорю, листая свои соцсети на планшете.
— Кхм… — Капуста давится молоком. Трет пальцем бровь и уточняет. — На какой срок?
Отложив планшет, откидываюсь на спинку стула и складываю на груди руки. Закрыв глаза, обдумываю ответ на заданный мне вопрос и говорю:
— На две недели.
После короткой паузы мой друг резонно интересуется:
— Ты остаешься?
Чуть меньше недели назад я прилетел в родной город впервые за семь лет. Мои планы были минимальными: повозиться с документами на двойное гражданство, по просьбе Данилы перерезать ленточку на открытии Ледового дворца и попозировать перед камерами. Два дня назад мои планы резко изменились.
— Да, — отвечаю, продолжая смотреть в планшет.
— На две недели? Хреновая выйдет терапия.
— А ты найди ХОРОШЕГО терапевта.
— Ну да. Хорошего терапевта на две недели. Идешь на жертвы, — рассуждает. — Как влюбленный мужик, ей-богу.
— А я и есть влюбленный мужик.
— Ты ее семь лет не видел.
— И толку? — бормочу, зажимая пальцами переносицу. — Ну вот, увидел…
— А она? — вздыхает Капустин. — Скучала?
Она?
Запрокинув голову, смотрю в потолок.
Отелло, моя маленькая ревнивая собственница.
Семь лет назад она врезалась в мою жизнь как товарняк.
До нее главное место в моей жизни занимал спорт, а потом появилась семнадцатилетняя девчонка, которая до меня ни с кем и не целовалась.
От нее исходило столько правил, что даже сейчас улыбаюсь. Ревнивая. Ревнивая настолько, что у меня слегка кренились мозги. Я себя ощущал так, будто у меня на лбу клеймо, при этом еще не успев увидеть ее обнаженной. Но, как ни странно, я был не против этого клейма. Я был влюблен. Очень сильно влюблен. Да я и влюбился с первого взгляда, даже имени ее не узнав. Позавчера, кажется, провернул такой же трюк, и на тех же бешеных скоростях, потому что Аглая Баум — как застрявший в мышце осколок, который нужно было только нащупать и слегка задеть. Образ, который я не хранил в памяти, но который свалился на меня как снег на голову.
Перед глазами встает ее ошарашенное лицо.
Кошачьи глаза, плавные линии скул и тонкого подбородка. Колючая Баум. Настоящая и живая настолько, что в груди густеет кислород. Я вспомнил все так отчетливо, что сам удивляюсь, как смог когда-то ее забыть…
— Она… Отвыкла просто, — даю скупой ответ.
— А-а-а… — тянет Данила. — Ты бы начал с чего-нибудь попроще. С цветов хотя бы. Не ломай рогами ворота. Иначе до весны не справишься…
Глава 18
Марк
Мы перемещаемся в гостиную, где падаем на диван с одной миской орешков на двоих. Пока друг, с которым я не делил разве что одни трусы на двоих, ищет подходящий спортивный матч, листая каналы, мну в ладони резиновый эспандер, глядя в одну точку перед собой.
Не ломать рогами ворота?
Отличный совет. Я вообще так умею? Выжидать, терпеть, говорить не то, что думаю? Блядь. Это вряд ли. Это особенно сложно, когда нет ни плана, ни времени. Я даже не в состоянии план обдумать, впервые за долгое время я сначала делаю, а потом думаю.
В новый год семь лет назад я поняла, что ты выбросил меня из своей жизни.
Ты обещал, что мы встретим его вместе…
Выпрямившись, упираюсь локтями в колени, будто расслабиться на этом диване мне мешает горка битого стекла под задницей.
Я обещал? Черт, я обещал, да.
Сминая эспандер, злюсь, потому что это правда, и потому что я ничего не могу исправить. Я заслужил все эти претензии. Все до единой.
Я встретил Аглаю Баум семь лет назад за полгода до отъезда в Канаду. Встретил в тот момент жизни, когда карьера стремительно шла в гору и какие-то более-менее серьезные отношения были далеко за пределами моей системы координат. Так далеко, как Земля от Марса. Но Аглае стоило всего лишь на пять гребаных минут оказаться в зоне моей видимости, а дальше я все сделал сам.
Я не выбирал