что хотел обсудить с тобой. Ваш Аркадий употребляет наркотики. А это нехорошо. Сидит прочно, как трусы на библиотекарше. И мне от тебя кое-что нужно… Ему не надо было добавлять, что будет, если я этого не сделаю.

– Он не употребляет, мы бы заметили.

– Нет, не заметили бы. А ты думаешь, чего он такой душевный и креативный? Я знаю парня, который ему продает, он у нас на контроле. Вы все у нас на контроле, если уж на то пошло. Мне с самого начала не нравилось то, что вы тут ошиваетесь. Я журналистов не жалую, ты пойми. Мне лишние уши и глаза тут не нужны. Своих проблем хватает, ситуация в стране напряженная.

– И что я должен делать?

– Я хочу, чтобы ты предоставлял мне отчет о том, что он делает и говорит. Любая активность – я должен знать. Если он что-то о ком-то скажет – я должен знать. Что вы снимали, когда, о чем говорили – все в докладах. Можно от руки.

Он глубоко затянулся.

– Нас окружают враги, понимаешь? Эта земля – это земля наших предков, Священная земля. Ее кровь – это наша кровь. А они хотят ее отнять, разделить, разобщить нас. Только когда мы едины – мы сильны. Такие люди как Аркадий этого не понимают. Они не уважают подвиг наших отцов и дедов. Ты уважаешь подвиг дедов, а?

– Да, конечно.

– И ещё одно – я должен знать, есть ли у него гомосексуальные наклонности.

– И как я это узнаю?

Матвей Александрович молча посмотрел на меня.

– А ты не куришь?

– Нет. Можно один вопрос?

– Давай.

– А у вас есть мать?

Матвей Александрович задумался. Он бросил окурок на асфальт и раздавил его ногой.

– Пойдем в кабинет.

Мы вернулись в кабинет.

– Ты не волнуйся, вся твоя работа будет вознаграждена. Если Аркадий сделал из тебя телевизионного мэра, то я сделаю из тебя настоящего губернатора. Неплохая карьера, а? Когда всё это закончится, а это скоро закончится, надо будет оставить на местах своих людей. Семьи у тебя нет, так что ты можешь начать здесь хорошую новую жизнь. Устраивает?

– Устраивает.

– Вот и хорошо. Наташа выдаст тебе инструкции – выучи их и уничтожь бумажку. Там

указано на какой номер звонить, чтобы сообщать сведения. Если нужно передать документы, в городе есть несколько почтовых ящиков для писем, воспользуешься ими. В инструкции всё написано – все адреса, явки, пароли. Никому её не показывай.

Перед тем, как выйти из кабинета, я обернулся и спросил:

– А если меня поймают?

– Всё отрицай.

– Но если…

– Не важно. Даже если тебя поймают с пистолетом в руке и трупом на полу – всё отрицай. Покажут видеозапись – это монтаж. Покажут документы с твоей подписью – это подделка. Всё отрицай. Всегда.

Я утвердительно кивнул и вышел из кабинета, до конца так и не поняв, что это сейчас было. Наташа выдала мне листок с инструкциями и карту с «закладками» (так кодово назывались почтовые ящики, используемые по двойному назначению). Я взял эти документы, и на секунду мне в голову пришла мысль поцеловать руку Наташе в знак признательности, но потом я вспомнил, что лысый мужчина с этим делом не преуспел, поэтому и я не стал пытаться.

На следующий день мы поехали снимать патриотические игры Зарница вблизи аэропорта. Я все время смотрел на Аркадия и думал, как заговорить с ним о гомосексуализме. Сначала я хотел вспомнить какой-нибудь фильм на эту тему, а затем сказать, что ничего не имею против геев, но в голову ничего путного не приходило, только «Властелин колец». Затем я решил спровоцировать его на антироссийские высказывания, но и эта идея не прижилась – я ведь должен сообщать о чем-то реальном, а на провокацию может попасться любой. В итоге я всю дорогу молчал и чувствовал себя потерянным.

Когда мы вышли из машины, вокруг нас был старый аэродром, поросший травой и кустарником. Говорят, его закрыли в 80-х, а затем сюда водили экскурсии в рамках технотуризма. Повсюду бегали молодые люди, некоторым на вид было не больше 14 лет. Они все были одеты в камуфляж, в руках держали автоматы, сделанные из дерева. А вот ножи у них были настоящие.

– Это наш тренировочный лагерь, – начал для нас экскурсию молодой офицер. – Он у нас тут на постоянной основе, ребята здесь живут, учатся, занимаются.

– Хорошо, давайте тогда сразу вас запишем, – предложил Юра.

Костя выставил камеру, чтобы на заднем фоне было видно лагерь. Юра встал с протянутой рукой перед офицером и кивнул ему.

– В программе у нас строевая подготовка, десантная подготовка, ножевой бой, метание гранаты, рытье окопов…

Пока офицер вещал, на заднем плане началась какая-то потасовка. Двое солдат в камуфляже повалили на землю и начали избивать курсанта.

– Будешь, сука, Родину любить?! – кричали они и били его ногами в живот и голову.

– Простите, – прервал собеседника Юра. – У вас там на заднем плане драка. Может, их надо разнять?

– Нет, это часть патриотического воспитания. Всё нормально. Мы так учим Родину любить.

– И это работает?

– У нас стопроцентная любовь к Родине среди наших ребят. А те, кто Родину не любят… таких нет. Давайте я просто встану по-другому.

Офицер сделал два шага вправо и снова начал.

– Главная задача наших игр – это воспитать в подрастающем поколении любовь, уважение, гордость за свою страну.

На заднем плане все ещё слышались крики избиваемого парня.

– Любишь Родину, гондон?!

– Я люблю Родину, – скулил парень. – Я просто правительство не люблю.

– Сука фашистская! – закричал на него солдат и удар его ногой. – Это одно и то же!

– Ребята здесь многие из неблагополучных семей, – продолжал невозмутимо офицер. – У нас тут все по распорядку – есть система штрафов, чтобы поддерживать дисциплину. Каждое утро мы слушаем и поем гимн России. Затем идет завтрак, всё как обычно.

– А что делаете со штрафниками?

– Да ничего серьезного, – улыбнулся офицер и не стал продолжать мысль.

Те двое солдат вроде устали и прекратили воспитательную работу. Затем они подозвали двух других курсантов и поручили им отнести юношу в лазарет.

Потом мы записали мои комментарии, которые сводились к тому, что ведется активная работа с молодежью. И все услуги в этом лагере бесплатные и общедоступные, о чем позаботилась администрация.

Костя снял множество планов: канатная дорога, полоса препятствий, еда на костре, заточка ножей, мытье одежды в реке. Он даже снял Доску позора с фотографиями провинившихся курсантов, но брать ее в репортаж, разумеется, не стали. Странно,