замечательно красивым лицом. И был несколько похож на Бориса Пастернака, которого Марина Цветаева сравнила одновременно с арабом и его лошадью.

Для меня образ Юрия Красного стал весьма значимым еще и потому, что он существовал в орбите наших с Лёвой Збарским творческих интересов. Быть может, Юрий был одним из немногих людей, с чьим мнением считался Лев. Марик Клячко — второй такой человек. К сожалению, он испортил отношения с Красным из-за своей принципиальности и пунктуальности (эти качества полностью отсутствовали у Юрия), что усложняло общение в компании. Произошло это так: Лёва, Марик и Юра взялись втроем делать одну работу — книгу «День мира» в издательстве «Известия», включавшую огромный объем материала. Лёва быстро вышел из этой троицы, как бы почувствовав неладное. А Клячко и Красный вскоре переругались из-за того, что Юрий был безумно неаккуратен в общении и постоянно опаздывал. Красный прозвал Марика «бухгалтером», и их встречи прекратились.

Но в богемной жизни для меня и Лёвы Юрий остался как некая «опора в превратной судьбе». К тому же у него была двухкомнатная квартира на улице Усиевича (там тогда жила вся творческая интеллигенция), которую мы стали использовать как штаб. Она как будто была предназначена для таких богемщиков, как мы с Лёвой. Дело в том, что Юрий послушался моего высокого эстетического совета и сделал, как я выражался, единое пространство, то есть снес все перегородки даже в тамбуре. И человек, попавший к Красному впервые, всегда был ошарашен огромным бесформенным помещением. Когда-то, советуя снести перегородки, я предполагал сделать большую пустую комнату с хорошо скрытыми осветительными приборами и работами Красного на стенах, то есть устроить подобие смотрового зала престижной галереи. Из мебели можно было оставить два-три удобных кресла и низкий столик для разглядывания альбомов под торшерами.

Стараниями Красного все вышло наоборот! Перегородки двухкомнатной квартиры он снес, а затем возник стихийный хаос. Разрозненные предметы обветшалой мебели тонули среди тюков тряпья, автомобильных покрышек и диковинных «экспонатов» крестьянского быта: прялок и донцев от них, долбленых корытец и шершавых стиральных досок. Огромные банки с антифризом стояли вперемежку с банками, полными разносолов. На них лежали ворохи одежды и спальных принадлежностей. А из рабочей комнаты, почти не отделенной от главной залы, доносилась страшная вонь гниющей канцелярской туши. Там лежали тысячи черновиков творческих деяний Юрия, создавая уже художественный беспорядок. Апофеозом этого безумия было то, что из всех углов квартиры выглядывали большие, изображающие персонажей дореволюционной ярмарки куклы из папье-маше. Их личики, нарисованные рукой Красного, торчали в самых неожиданных местах этой «свалки». Куклы были сделаны по нашему с Лёвой заказу для Всемирной промышленной выставки в Осаке — мы устроили Красному эту работу, зная его талант рисования причудливых персонажей. Над хаосом, царящим в квартире, возвышалась изобретенная самим Юрием полка — она была подвешена на цепях к потолку и сплошь заставлена какими-то кувшинами и самоварами.

Хозяин квартиры тоже всегда выглядел более чем оригинально. Он был одет в длинный зеленый поношенный халат, под которым открывались волосатые ноги, а на них красовались короткие красные шорты. Получалось забавное соединение макси и мини. Всё по моде того дня. Иногда Юрий напяливал на себя еще какую-нибудь кофту и шел к плите, где готовился страшно ожидаемый нами обед. Лёва вскользь замечал, что «готовит Красный вкусно, но грязно».

Мы чувствовали себя в этой обстановке совершенно непринужденно и предавались философским размышлениям, пока Юрий готовил. Главной темой разговоров была необычная Юрина страсть. Ее можно было бы назвать страстью к мореплаванию, но на самом деле, Красный безумно увлекся катером, купленным по случаю у какого-то капитана. Это был катер дальнего плавания, по тем нищим временам действительно диковинный. Мы называли его корабль. Это теперь любой плавающий объект сравнивают с яхтой Абрамовича, а тогда размер катера Красного поражал воображение. Длина его равнялась одиннадцати метрам! Юрий без конца драил какие-то медные детали, а механик, которому он платил зарплату, возился с мотором. Стоял катер на специальной стоянке — пристани для речных судов в Тушине на Химкинском водохранилище. Мы с Лёвой тоже погружались в совершенствование катера.

С приближением зимы Юрия настигала тревога: необходимо было поднимать катер из воды и ставить на стапеля на берегу, чтобы его не раздавили льды. Кроме того, Юрий содержал матроса, который ухаживал за кораблем: драил палубу, наполнял баки горючим, следил за контактами электрооборудования.

Но главной тревожащей нас проблемой было то, что катер не выходил на открытую воду. Он все время стоял у причала, а мы обживали его, выпивая в каюте, постоянно спорили, восхищались возможностями и вместимостью судна и представляли, как когда-нибудь поплывем на нем по Москве-реке. Но этого по разным причинам не происходило. То захватывала заказная работа, то подступала какая-то премьера, то надо было сдавать очередную книгу. Так длилось года два.

Наконец, Красный провозгласил, что надо начать готовиться к путешествию. Было закуплено несколько надувных матрасов, огромное количество консервов, несметное число бутылок водки и вина в расчете на большую компанию и назначен день отъезда. И конечно, накануне этого дня стали раздаваться звонки с отказами от участия в мероприятии. Объяснялись все спешной работой, премьерами и сдачей книг — как я, увы, и предполагал. Это напоминало стихийное бедствие. Предприятие рушилось! Тем не менее Красный стоял на своем: сроки не изменил и, проклиная нас — друзей, готовился к отплытию в назначенную дату.

И вот утром намеченного дня Красный, его механик и матрос — втроем — отошли от причала. Они медленно спускались по реке, преодолевая бесчисленные шлюзы и наконец в середине дня вырулили на участок реки с открывшейся панорамой города. Корабль пришвартовался у причала остановки «Гостиница „Украина“». Здесь наши уставшие от трудов герои, заперев судно, отправились обедать в ресторан «Украина». Красный выпил рюмку водки, съел прекрасный густой украинский борщ с пампушками и решил дальше никуда не двигаться. Ему стало не интересно продолжать путешествие. Он смотрел на мир нашими глазами и не хотел отдельных переживаний, которых не мог с нами разделить. Его механик и матрос продолжили путешествие уже одни, без своего капитана. Приехав домой, Красный стал звонить нам с Лёвой и ругательски ругать своих друзей, так позорно изменивших ему. На следующий день он совершенно забыл о вчерашних переживаниях и продолжал работать как ни в чем не бывало.

Эта история не послужила уроком для Красного, и со временем он втянулся в следующую авантюру, не изменяя грезе о путешествиях в «дальние страны». На этот раз он купил сорокаметровый рыболовецкий сейнер, который был