Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весь этот период жизни Юрия Красного я помню особенно отчетливо, потому что это было время, предваряющее его отъезд из страны. Значительно позже, за неделю до ухода Юры из жизни, я получил от Верки письмо. Я не успел передать его Красному, но хочу воспроизвести здесь полностью, чтобы тот, кто интересуется судьбой художника, мог яснее почувствовать характер его взаимоотношений с Веркой и понять, как она в течение жизни их переосмыслила.
Уважаемый Борис Асафович!
Едва ли Вы меня вспомните, это было так давно, почти тридцать лет назад, и настолько незначительна для Вас была моя персона. Но все по порядку. Я пишу вот по какому поводу — мне нужно найти Красного Юрия Михайловича, в 1972 году эмигрировавшего в Израиль, бывшего московского художника и Вашего приятеля.
Я — последняя «пассия» Юры в Союзе, как называл меня сам Юра: «исчадие ада, зло природы, враг людей, зверей и птиц» — ну что, вспомнили? А все мое зло заключалось в вине, я тогда сама не ведала, что творила…
Сейчас, оглядываясь назад, я просто прихожу в ужас от сознания, что пришлось пережить Юре. Мне трудно Вам писать, зная, что Вы априори против меня, но время меня оправдало, я заплатила сполна…
Я с этим пороком боролась до 30 лет, и мне удалось его одолеть. Вот уже 19 лет я совершенно не пью и никогда не вернусь к этому состоянию. С 1976 года я живу на Украине, в г. Днепропетровске, у меня здесь мама, которая уехала из Москвы еще в 60-е годы, сестра и трое племянников.
О Юре вспомнила не вдруг, я всю жизнь его вспоминаю, просто не было никакой возможности его найти… До смерти обидно, что судьба подарила мне такого незаурядного человека, а я не смогла воспользоваться этим во благо и не оценила этого бесценного подарка. <…>
Я сразу хочу оговориться, что не преследую каких-то меркантильных целей, а чисто по-человечески хочу повиниться перед Юрой, много чего хотелось бы ему сказать, хочется, чтобы он знал, что я смогла стать человеком, хоть и маленьким, но человеком, и умру по-человечески, а не под забором. <…>
По приезде на Украину шесть лет работала в строительном управлении бетонщиком на нулевом цикле, затем 15 лет у станка в три смены без дураков на «Днепрошине», имела личное клеймо (знак качества), была лучшей по профессии и имею массу благодарностей, работала вплоть до болезней, из цеха ушла на инвалидность, это к тому, что Юра считал меня тунеядкой. <…>
Борис Асафович, я знаю, насколько Вы занятой человек, и тем не менее на Вас последняя надежда, если с Юрой связаться невозможно и адреса его Вы не имеете, сообщите мне, что у него и как, мне это очень нужно знать! Я буду очень ждать!
Желаю Вам и Вашей семье всех благ! <…>
С уважением — Вера!
Красный выполнял заказную работу с удовольствием, если она не шла против его воли. Первым таким проектом, не связанным с работой в книге, был наш с Лёвой заказ на изготовление больших кукол из папье-маше (1,5 м) для советского павильона Всемирной промышленной выставки в Осаке 1970 года. Эти народные ярмарочные персонажи, сделанные с юмором, должны были оживить экспозицию отдела «Культура», давая некое отстранение и вместе с тем напоминая о балаганном веселье русской разудалой ярмарки.
Затем последовал неожиданный заказ от кинорежиссера Александра Згуриди на создание натуралистичных кукол-слонов, внутри которых находился бы человек и управлял своим персонажем. По сценарию Згуриди, снимавшего фильм о животных, слоны вступали в битву друг с другом, но живые существа этого делать не хотели. Поэтому актеры в шкурах слонов должны были в кадре изображать эту схватку.
Благодаря маленькой группе помощников, усилиями которых и создавались по эскизам Юрия ярмарочные куклы из папье-маше, на этот раз были сделаны слоны из неизвестных мне материалов. Они действительно выглядели как настоящие! Именно поэтому Красный совершенно неожиданно полюбил своих слонов и привязался к ним. Забавно было наблюдать, как Юрий в мастерской, рядом со мной, на Поварской улице, бегал вокруг «животных», иногда залезая в шкуру кого-то из них вместо актера и изображая одного боевого слона, нападающего на другого. Самым драматичным моментом в этой истории стало расставание, когда огромных кукол подцепляли подъемным краном «Пионер» (через двери они не пролезали) и старались спустить на землю, а Красный трепетно следил за процессом, давая советы. На премьере фильма Згуриди мы торжественно сидели вместе со Збарским и Красным и всерьез переживали за исход схватки между слонами.
Во время строительства мастерских каждый из нас весьма трепетно к этому относился, и мы долго рассматривали рабочие чертежи будущих помещений, внося дополнения по своему вкусу. Юрий имел оригинальный подход к проблеме, был полон конструктивных идей и часто задавал строителям совершенно невыполнимые задачи. В итоге он настолько перемудрил с чертежами, увлекаясь своими фантазиями, что к окончанию строительства одна из комнат его мастерской оказалась без окон и была лишена дневного света. Не желая признавать ошибки, на вопрос «зачем он это сделал?» Красный гордо заявил: «Я планировал сделать здесь шампиньонницу — буду разводить шампиньоны и продавать их на рынке!» — а в ответ на наши сомнения добавил: «Кроме того, я собираюсь здесь разводить слепых кур и тоже продавать их!»
В общем, идея разбогатеть, что-либо продавая, была одной из главных идей Красного. Возможно, это покажется странным, но и на Западе она доминировала в сознании Юрия.
Решение об отъезде и Лёвы, и Красного было для меня совершенной неожиданностью. Думаю, что у Лёвы оно созрело в связи с отказом властей послать нас в Японию, после того как мы честно и очень качественно сделали проект выставки в советском павильоне в Осаке. А решение Юрия, мне кажется, возникло под влиянием Лёвы. После того, что люди натерпелись во времена сменяющихся коммунистических лидеров, идея отъезда на Запад становилась поветрием.
Когда Збарский и Красный подали в ОВИР документы для получения разрешения на выезд, наступил период безвременья, наполненный ожиданием и ничегонеделаньем. Мы по-прежнему собирались вечерами или у меня, или у Лёвы, продолжали спорить: ехать или не ехать. И