– Да, как раз вечером. Говорил, чтоб меньше хромал. Разошелся, мы с Кармалем его едва от белобрысого оттащили – прямой был бы убыток хозяину, заставил бы возмещать.

– А раньше? Раньше Хасым никуда не ходил, ни с кем не разговаривал, не встречался? Вы ж говорили, что иногда к чужим кострам ходите… ну, к другим караванщикам.

– Ходим, бывает, да. Но – не Хасым! Он угрюмый, неразговорчивый, а развлечений ему и тут хватало: ка-ак взмахнет плеткой, так все рабы трепещут, словно трава на ветру! Хасыму это нравилось.

Павел махнул рукой:

– Хорошо. Веди ко мне… гм… с кого бы начать-то? Давай хоть с Машки. Тьфу! Так она ж со мною всю ночь провела. Ладно, таскайте ко мне всех по очереди.

Увы, к словам надсмотрщиков невольники могли мало чего прибавить, что и понятно – утомлялись за день до такой степени, что уже вечером, получив скудную пайку, просто валились от усталости с ног. Хоть вроде бы двадцать – ну, тридцать – верст в день, расстояние так себе – а под знойным солнцем? Пешком, на своих двоих? Павел на ишаке-то выматывался хуже, чем у колхозного трактора, когда в пору своей студенческой юности поднимал к телеге наполненные картошкой, турнепсом или морковью ящики. Не-ет, от рабов невелика следствию помощь! Да и что они могут знать? Надсмотрщик Хасым с беглецами не шушукался, если и бил, так не больше, чем остальных, а, ежели парни по глупости и замыслили побег, так, скорее всего, ни с кем своими планами не делились. А если и делились, то тот – или те – кто был в курсе, теперь уж точно не проболтаются. К чему?

– Ой, какие лица! Машенька! – завидев девчонку, Павел не сдержал самой радушной улыбки – ну, до чего ж красотулечка, в темноте-то не рассмотрел, а сейчас… Толстые, золотистыми ручейками, косы, из-под темных ресниц – очи сверкающими изумрудами, а грудка, а талия… и ножки стройные, в лаптях. Сама и вязала. Чего пришла, интересно?

Мария, подойдя, поклонилась:

– Здрав будь, господин Аким.

– Давненько не виделись! И ты будь здорова.

– Вот, напросилась. Сказала, что хочет поговорить, – озадаченно пояснил Кармаль. – Я и привел. Не надо было?

– Да нет, все правильно ты сделал, друг. Раз хочет, так выслушаем, в нашем деле любая зацепочка хороша.

Посмеиваясь, надсмотрщик поспешно повернул коня в сторону – хозяин строго-настрого наказал не подслушивать, а лишь четко исполнять приказанья погонщика… Погонщика ли теперь?

– Господине Аким, – девушка неожиданно засмущалась, покраснела, опустив очи долу.

И так вот – молча – довольно долго шла рядом с ишаком Ремезова. Молчала, думала что-то, пока Павел не выдержал, не переспросил:

– Так ты что сказать-то хотела?

– Ничего, – Маша неожиданно лукаво улыбнулась. – Просто хотела попросить…

– Ну, проси, душа моя! – негромко рассмеялся молодой человек. – Уж чем смогу, помогу, только вот власти мне нынче мало дадено.

Девушка вскинула глаза, окатила изумрудной волною, да, кусая губы, промолвила:

– Господине Аким, можно… можно ты меня еще когда-нибудь позовешь?

Оп-па! Вот так дела! Ремезов и сам смутился, искоса поглядывая на юную красавицу рабыню. Что же она, влюбилась, что ли?

– Нет, правда, – девчонка вдруг погрустнела. – Мне так было с тобой хорошо, я даже и забыла, что невольница, раба…

– Ага, ага, – покивал Павел. – Понимаю – я для тебя как наркотик.

– Чего, господин Аким?

– Говорю – постараюсь. Спрошу у хозяина.

– Ой, он тебя послушает! – обрадовалась Мария. – Ты только не забудь попросить, ладно?

– Да уж попрошу, душенька, не забуду.

Ремезову все ж таки было жаль эту девчонку, как и всех остальных невольников и невольниц, угодивших в страшные руки торговцев людьми. Жаль, да. Но чем он, Павел, мог им помочь? Подготовить побег, восстание? Чушь. Все эти люди степи не знают и погибнут неминуемо. Правда, если рассуждать с тех позиций, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях, то… тогда всем окружающим было бы лучше умереть, здесь каждый кому-то подчинялся, от кого-то зависел. Как вот и Павел Петрович Ремезов – кандидат наук, изобретатель! – зависел от какого-то монгольского тысяцкого.

– Хорошо мне с тобой рядом идти, – помолчав, призналась Маша. – Даже как-то спокойно, радостно. Ты хороший, добрый, господине Аким – мне такие люди нечасто встречались, а как в полон попала – так и вообще никогда. Ни един доброхот не попался! Вот только ты.

Павел опустил глаза, все ж он был живой человек и сейчас чувствовал себя довольно паршиво… все из-за Марии. Эх, девка, девка… Выполнить, что ли, ее желание? Спросить у купца. Господи… Ой, как все гнусно-то, господи!

А ведь придется спросить – вон она как смотрит! Как сверкает глазищами! Попросить… А, если понадобится, обойтись и без купца – просто договориться с «борцами», те не откажут, приведут девчонку по-тихому.

– Маша, – покусав губу, Ремезов пристально посмотрел на девчонку. – А ты мне про всех ваших расскажи. Ну, что знаешь.

– Да я мало что знаю, – похлопала ресницами рабыня. – Никто ж почти ничего не рассказывает, так, попервости только. Поначалу-то говорили, потом плакали, а сейчас вот и плакать уже перестали. Никто никого и не жалеет уже, каждый о своем думает. Я вот только еще жалею – и хромого Яцека – ну, как такому идти? И отроков этих мертвых. Самые старшие они у нас были, да еще вот Яцек, остальные-то совсем еще мальцы. Ну, из парней, а из женщин… из женщин много старших.

Павел прикрыл глаза: а вот это было уже интересно. Неведомый убийца убрал самых старших из купленных в Шехр-аль-Джедиде невольников… Которых вполне мог посчитать за скрытых посланцев тысяцкого Ирчембе! А что? Под видом рабов… поди кто догадайся! Если так, то…

Опросив всех хозяйских рабов часа за три, заболотский боярин нагнал белого верблюда:

– Есть новости, господин купец!

Работорговец повернул голову:

– Так!

– Ты, достопочтенный Халед, очень скоро рискуешь остаться вообще без рабов.

С силой тряхнув бородою, купец удивленно вымолвил:

– Да-а-а. Вот это новость.

– Я все обскажу, если позволишь.

После этого разговора достопочтенный Халед ибн Фаризи назначил Ремезова на должность старшего надсмотрщика, вместо погибшего Хасыма, чему были весьма рады «борцы», да и невольники, многие из которых уже прознали об отходчивом и незлонравном характере «господина Акима». На свое место погонщика Павел рекомендовал юного раба Яцека, тем более что тот все равно отчаянно хромал, а так хоть мог ехать на ишачке и приносить хозяину какую-то пользу.

Да! Еще и рейтинг Маши в глазах купца сильно поднялся, после того, как новый надсмотрщик рассказал о таланте девчонки к плетению лаптей. Халед откровенно радовался: