– Вот уж правы русские – никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Уж теперь-то ее вполне можно будет выгодно в Сарае продать, такую-то мастерицу. И с этим хромым рабом ты, Аким, неплохо придумал, а то я уж было собрался бросить его где-нибудь в степи, либо умертвить из милосердия.

Работорговец, прищурившись, посмотрел вдаль, на низкое блеклое небо, на высохшую от зноя степь.

– Скоро переправа, а потом места пойдут нехорошие: солончаки, барханы. Одно хорошо, тогда уж совсем немного останется. – Купец перевел взгляд на Павла и, словно бы нехотя, со значением, усмехнулся:

– Ты вот что, Аким. Найди мне этих неуловимых убийц как можно быстрее!

– При всем моем желании, я, уважаемый господин Халед, не могу допросить все наши караваны, – осторожно промолвил молодой человек. – Здесь много чужих, а я не знаю о них ничего. И никто мне не в силах ничего о них рассказать.

Торговец неожиданно засмеялся – смех у него был неприятный, скрипучий, отрывистый, словно ворона каркала или кашлял, харкая кровью, чахоточный больной.

– Э-э! – отсмеявшись, иранец шутливо погрозил пальцем. – Никогда не говори – никто. Всегда найдется тот, кто хоть что-то да знает. К примеру – я. Что смотришь? Стесняешься допросить своего хозяина? Загляни в мой шатер сегодня, поговорим, заодно и в шахматы сразимся.

Ремезов дернулся, как будто у него вдруг неожиданно заныл зуб. Опять эти шахматы! Этот чертов гроссмейстер Халед, похоже, надумал отыграть у своего нового надсмотрщика все его жалованье!

– Ну, все, – купец пригладил бороду. – Можешь пока заниматься своим новым делом. А вечером – жду. Что стоишь?

– Хочу попросить… – вспомнив Машину просьбу, замялся Павел. – Та девчонка, рабыня…

– Ага, понравилась? – достопочтенный Халед ибн Фаризи снова расхохотался. – Она ничего. Пусть слишком уж тощая, но – в походе сойдет и такая, ведь верно?

– Истинно золотые слова, – охотно поддакнул молодой человек.

– Так и быть, заберешь ее сегодняшней ночью – тебе, как старшему надсмотрщику, теперь полагается отдельный шатер. Правда, он не очень большой и немного дырявый, но хоть есть где укрыться с женщиной, пусть даже рабыней, ага!

Маша ждала его в шатре с полночи, все то время, покуда «господин Аким» успешно продувал в шахматы все свое жалованье. Нет, правда, иногда он все же выигрывал – но очень и очень редко, и вовсе не потому, что так плохо играл. Просто соперник играл слишком уж хорошо, вот в чем было дело! На уровне Карпова или Каспарова, а если и ниже – то только самую чуточку.

– О, господин Аким, наконец-то ты пришел! – обрадованно воскликнула девушка, едва молодой человек вполз в шатер, представлявший собой простую палатку, очень даже невысокую – в полный рост не встанешь при всем желании. Зато раскинуть такой шатерик можно очень даже быстро и практически где угодно – не упадет и от ветра не завалится.

Ох, опять эти пухлые девичьи губы, лобзания, и нежный шепоток, и горячая шелковистая кожа…

– Маша, ты всегда без одежды спишь?

– Только когда жду тебя, господин Аким. Сейчас – ждала. И очень-очень тебе рада!

– Я тоже рад… – прошептал Павел, заваливая девушку на солому.

И снова все повторилось, только вовсе не так, как в первый раз: теперь оба точно знали, кто чего хочет и кто что любит, используя весь арсенал знакомых Ремезову ласк… наверное, кое что здесь перепадало и от Марселя, к примеру, вот эта поза… не слишком ли вычурно?

– Ой! – стонала, извивалась девчонка. – Я и не знала, что можно вот так…

Ее грудь, налитая любовным томленьем, казалась Павлу обжигающей, как ядерный реактор, и тяжелой, словно пушечное ядро. Ах, эти бегающие по спине пальцы… мурашки по коже… А если перевернуться? Вот так… Кажется, партнерше понравилось.

– Еще, любый, еще!

Они занимались бы любовью и до утра, благо Ремезов предусмотрительно разбил шатер на самой окраине лагеря – вроде бы ему некого было бояться, даже неведомого убийцу или убийц – ведь те искали людей из Шехр-аль-Джедида, а «господин Аким» приехал с севера. За что же его убивать?

– Яцек хотел поговорить с тобой, господин Аким, – уже засыпая, вспомнила вдруг Маша. – Он что-то вспомнил про тех парней. Или про покойного ката Хасыма.

– Так про кого ж все-таки? – молодой человек приподнялся.

– Да не помню я… Завтра он к тебе подъедет, хорошо?

Павел согласно кивнул:

– Пусть так.

И тут только обратил внимание на одну странность, словно бы что-то здесь, в шатре, изменилось. А что могло здесь измениться? Обстановка? Какая, к черту, обстановка – мебель, что ль? И все же…

– Что-то как-то слишком темно.

– Так я, господине, все дырки заштопала.

– Рукодельница… Дай поцелую! Да спи уже, спи, ладно.

Иметь наложниц или даже нескольких жен в те времена было в порядке вещей даже у несториан, практиковали такое и православные – конечно, из власть имущих, и Ремезов в этом отношении ничуть не выбивался из общего ряда. И все же, все же, что-то глодало душу, как безродный пес гложет брошенную кем-то кость. Все ж свербило на сердце, хоть молодой человек и понимал, что поступил правильно. Откажись он от невольницы – что бы подумал купец? К чему лишние подозрения? Да и сама Маша – кажется, он внес в ее загубленную жизнь маленький кусочек счастья. Пусть хоть так.

Ах, милая Полинушка, знала бы ты! А если б знала бы – простила? Да простила б конечно же, тем более в это-то времена женщины рассуждали по-иному. Да их за людей-то никто не считал! Так – хозяйство да дети.

Ремезов утешал сам себя, настраивал на благодушный ряд, однако, увы, выходило как-то не очень. Все равно не давали спать разные не особо приятные мысли, и перед глазами все чаще вставал образ супруги.

Но Маша же не супруга! И ею никогда не станет. А вместе им сейчас хорошо, и ему, Павлу, и Маше. Напрашивалась бы к нему в шатер юная красавица рабыня, ежели б было иначе? То-то.

Белобрысый Яцек – парнишка лет пятнадцати, – подъехав к Ремезову, быстро слез с ишака и почтительно поклонился:

– Благодарю тебя, пане, за все.

Он заметно хромал, этот тощий, с узким загорелым лицом и впалыми щеками отрок, светло-серые глаза его смотрели на Павла серьезно и преданно:

– Я никогда не забуду, пан.

Понятно, что не забудет – по сути-то Ремезов спас парня от неминуемой смерти. Кому в степи нужен хромой раб?

Боярин усмехнулся:

– Ладно, хватит благодарностей. Садись на своего осла и поезжай рядом. Заодно – рассказывай, что ты там хотел мне сказать. Только предупреждаю – негромко.

– Слушаюсь, господин.

Яцек приложил руку к груди, поспешно исполняя приказанное, даже несколько раз оглянулся, прежде чем говорить, оглянулся опасливо, с подозрением.