не просто держал банк, а заставил их играть на своих условиях. Сам назначал им ставки и…

– Выигрывал? – не выдержал Роман.

– Не то слово. Пятнадцать конов и пятнадцать раз подряд у него двадцать одно, а у них то перебор, то недобор.

– И они не сопротивлялись? – спросил Ярослав.

– Стоило им хотя бы чуть-чуть слегка намекнуть на сопротивление, и он давил их… Даже нож показал. Прятал в рукаве, выпустил на ладонь и снова убрал, – Степан Медардович вдруг улыбнулся. – Ах, какой нож, Ярик. Рукоятка самая обычная, явно рабочая, но лезвие… заточка… полировка… Я еле удержался, чтобы не спросить о мастере. Привёл бы нашу коллекцию в порядок.

– Хорошо, что не спросили, дядя, – улыбнулся Ярослав. – Такая любознательность слишком дорого обходится.

– Да, этот… Андрей так и сказал, что один его знакомый покойник тоже много спрашивал.

Ярослав кивнул.

– Ещё о чём-нибудь говорили?

– Его спросили, не «мокрушник» ли он.

– И что ответил?

– Что его масть выше.

– Выше «мокрушника» только «мочила», – Ярослав отпил чая, оглядел сидящих за столом и продолжил академически спокойно: – «Мокрушник» убивает, но по делу, грабя, воруя или насилуя. Убийство – не цель, а средство, или побочный продукт. «Мочила» – только убийца и, как правило, по заказу. На той стороне их откровенно и почти официально называют киллерами. Эти трое – шулеры или, на этом языке, «каталы». Что он их задавил и отобрал у них деньги, правильно. По воровской иерархии он несравнимо выше. Но как вы уцелели, дядя?

Степан Медардович кивнул и продолжил.

– Я сидел молча и смотрел. Если честно, любовался виртуозной работой. К Скопину он их обыграл вчистую, мелочь медную из карманов заставил выгрести и выгнал. А потом рассортировал все деньги. Отделил и забрал, что проиграл вначале, отделил и отдал мне мой проигрыш, а остальное поделил пополам и половину отдал мне, – Степан Медардович усмехнулся. – Как компенсацию за моральный ущерб. И немного просветил. Что эти трое шулеры, а колода с крапом… Кстати, колоду он мне отдал на память. Лизанька, у меня в пиджаке, в кармане.

– Я сейчас принесу, – встала Елизавета Гермогеновна и вышла.

Когда за ней закрылась дверь, Степан Медардович быстро спросил, понизив голос.

– Татуировка, точка на верхней губе под носом, что это за знак?

– У кого он был?

– У Молодого. Андрей называл его петушком. Когда, судя по тону, оскорблял.

– Это и есть оскорбление. Это название… пассивного гомосексуалиста. И точка на губе… оказывает любые услуги, в том числе и сексуальные.

– Понятно, – кивнул Степан Медардович.

Захар брезгливо поморщился, а Роман передёрнул, как от озноба, плечами, но оба промолчали.

Вошла Елизавета Гермогеновна и положила на стол колоду.

– Вот.

Ярослав быстро, тасуя, просмотрел её и передал Захару и Роману.

– Профессионально сделано. У кого из трёх она была?

– Принёс проводник. Я его давно знаю, Арсений, и Андрей мне сказал, что проводник всегда заодно с шулерами и даже указывает им потенциальные жертвы.

– Так и сказал? – улыбнулся Ярослав.

– Нет, он сказал: в доле и даёт наводку. На это моих знаний хватило. И вот кстати, Ярик, ещё в ресторане, я говорил о странностях, скорее, несовпадениях. Сказал, что репатриант, угнали ребёнком, а говорит совершенно чисто, без малейшего акцента. Представился рабочим в цеху, а речь вполне интеллигентная, словарный запас опять же скорее студенческий. Столичного гонора, правда, нет, но для провинциального института вполне приемлемо. И одет. Во всём джинсовом. Рубашка и брюки, новенькие, от Страуса, знаешь эту фирму?

– Конечно, – кивнул Ярослав. – Да, для репатрианта не характерно. А ещё что интересного вы заметили?

Степан Медардович немного смущённо улыбнулся и кивнул.

– Меня поразили его превращения. Наивный провинциал, неопытный, растерянный, даже трогательный, и вдруг… волк, настоящий матёрый волк, даже улыбка оскалом, а потом опять, но не мальчик, а опытный поживший мужчина, и в голосе… покровительство, как у наставника. И мгновенность переходов. Что это было, Ярик?

Ярослав задумчиво прикусил на мгновение губу.

– А как он… выглядел? Внешне?

– Ну, полный словесный портрет я не осилю, – усмехнулся Степан Медардович. – А в общем. Лет двадцать, не больше. Во всех обликах. Высокий белокурый, очень светлые, чуть золотистые кудри, аккуратная стрижка, без выкрутасов и наворотов… Про одежду я сказал. Тип… скорее смешана Коренная Русь с северо-западом. Если знаешь, был века три назад такой художник, Герхард Васильцев, ездил по России и писал только портреты, художественно малоценные, но этнографически точные. Вот у него я видел похожий тип. И… да, не само Поморье или Печера, а ещё западнее.

Ярослав кивнул.

– Первая нестыковка. Возраст и облик. Должно было… Лет сорок – сорок пять, малоподвижное лицо, очень бледное или красно-бурое, северного загара, хриплый сорванный голос, матерная ругань и блатной жаргон вместо речи, волосы очень короткие или вообще брит наголо, и татуировка – кольцо на пальце. Возможно и не одно.

– Ничего даже близко не было, – твёрдо ответил Степан Медардович.

– Вот. И второе. Поведение. В лучшем бы случае он бы обобрал вас вместе с шулерами, а устроив при вас разборку…

– Убил?! – ахнула Елизавета Гермогеновна.

– Тётя, я понимаю, но такие не оставляют свидетелей. Как вы расстались, дядя?

– Что когда-нибудь встретимся и сыграем по-честному, – улыбнулся Степан Медардович.

– И только?

– Ещё сказал, что между нами нет счётов. Это я попытался его поблагодарить.

Захар положил на стол колоду.

– Заметить трудно, но возможно.

– Но в игре, конечно, не до этого, – вздохнул Роман. – Отец, может, и в самом деле, мы с Зарей будем ездить с тобой? По очереди. Мама?

– Пустяки, – отмахнулся Степан Медардович. – Обходилось раньше, обойдётся и впредь. Я просто подумал, Ярик, что тебе будет интересно.

– Спасибо, дядя, это и в самом деле, очень интересно. Разумеется, он – не Андрей, не репатриант и не рабочий. И где вы познакомились? В Ижорске? – Степан Медардович кивнул. – Ну, и не оттуда.

– Ложный аэродром? – усмехнулся Роман.

– Вот именно, – кивнул Ярослав. – Ложная засветка. Чтобы искали там, где ни его, ни его следов заведомо не будет. А колоду… я заберу её, хорошо?

– А я думал поместить её в наш музей, – засмеялся Степан Медардович. – В назидание потомкам.

– Я хочу показать её кое-кому в научно-техническом отделе, а потом верну.

– Конечно, Ярик, – вмешалась Елизавета Гермогеновна. – Раз нужно для дела, конечно, бери.

– Спасибо, тётя, – Ярослав посмотрел на часы. – Дядя, мне пора на службу. Если вспомните ещё что интересное, позвоните, хорошо? Спасибо за ужин, тётя, очень вкусно. Заря, проводишь меня?

– Конечно, – встал Захар.

Ярослав попрощался со всеми и вышел.

Уже внизу Захар тихо спросил:

– Это опасно?

– Для дяди вряд ли. Но что такой зверь