Валгский король желал не просто победы и завоевания Террасена. Ему требовалась полная капитуляция защитников. Пусть людишки умоляют о прекращении кошмара, пусть сами согласятся на его владычество.

Скрипя зубами, Эдион пошел к спуску с парапета. Ранение в ногу и сейчас вынуждало его прихрамывать. Закат быстро догорал, воздух стремительно холодел.

Пять дней.

Они рассчитывали, что запасов стрел и огненных копий хватит на три-четыре дня. Хватило на пять, вплоть до конца сегодняшних сражений.

На парапете кто-то из микенианских солдат выстрелил по валгам, пытавшимся взобраться по осадной лестнице. Огненное копье сожгло нескольких демонов.

Оказалось, стреляла женщина. Она и сейчас сжимала в руках метательное орудие. Рядом с нею стоял Рульф. Как и у Эдиона, его лицо покрывала корка из крови и пота.

Эдион увидел руку в черном доспехе, ищущую, за что бы зацепиться. Почти не глядя, он ударил по руке своим древним щитом. Раздался вопль, затем слабеющий крик. Еще один вражеский солдат закувыркался вниз.

Рульф приветствовал Эдиона мрачной улыбкой. Эдион остановился. К концу дня доспехи делались невероятно тяжелыми. В небе летели крошанки и Железнозубые, возвращаясь в город. Красные плащи свешивались с метел. Драконы махали крыльями уже не так равномерно, как прежде. Эдион всматривался в темнеющее небо, пока не увидел дракона без всадницы. Этого дракона он высматривал постоянно.

Заметив Эдиона, Лисандра сделала вираж и начала снижаться, держа путь к городской стене.

Скольких защитников и защитниц они потеряли? Число погибших увеличивалось с каждым днем. Иногда Эдиону казалось, что ушедшие в мир иной продолжают оценивать каждый его шаг. А он, как бы ни старался, ничем не мог исправить бедственное положение, в котором оказался Оринф.

– Лучники отстрелялись, – сказал Эдион. – Стрел больше нет.

Лисандра приближалась. На драконьих крыльях и туловище темнела кровь, вражеская и ее собственная.

Рульф кивком указал на микенианку. Та пока продолжала стрелять. Ее орудие плевалось огнем.

Приземлившись, Лисандра мгновенно вернула себе человеческий облик и нырнула под левую руку Эдиона. Нежный быстрый поцелуй был их единственным приветствием. Этого момента он ждал каждый вечер.

Иногда, после перевязки ран и скудного ужина, Эдиону удавалось получить больше ласк. Они не тратили время на умывание, а просто находили укромный уголок, где для него существовала только Лисандра. Эдион восхищался совершенством ее фигуры, тихими стонами, когда он облизывал ей шею, а его руки медленно странствовали по ее телу. Лисандра подсказывала, где и как хочет получить его ласки. Она же определяла границы дозволенного. Но до настоящего слияния у них пока не доходило.

Не сговариваясь, оба решили: пусть это станет их наградой за то, что уцелели.

От Лисандры разило валгской кровью, однако Эдион поцеловал ее в висок и посмотрел на Рульфа. Бывший предводитель пиратов невесело улыбнулся. Как и все, он прекрасно сознавал: им остались считаные дни. Быть может, даже часы.

Микенианка выстрелила еще раз. Вниз полетели расплавленные кости и клочья одежды валга.

– Это последний, – тихо сказал Рульф.

Эдион сразу понял: речь не о последнем на сегодня вражеском солдате.

Микенианка с глухим стуком опустила тяжелое метательное орудие.

– Огненных копий у нас больше нет, – сообщил Рульф.

Тьма, повисшая над Оринфом, была настолько густой, что даже огни замка казались искорками. Венга вместе с Дарро стояла на парапете и смотрела на возвращавшихся защитников. Тянулись с городских стен солдаты, на драконах и метлах летели ведьмы.

В темноте зазвучали костяные барабаны. Их звук напоминал стук сердца, словно вражеская армия на равнине была громадным зверем и теперь этот зверь готовился поглотить город и всех, кто в нем находился.

В минувшие дни дробь барабанов раздавалась от рассвета до заката, но почти тонула в шуме битвы. Но сегодня, едва зашло солнце, они зазвучали снова… Венгу начало мутить.

– Завтра, – пробормотал господин Слан, стоявший по другую руку от Дарро. – Или послезавтра… все кончится.

Венга понимала: речь не о победном конце.

Дарро ему не ответил. Господин Слан похлопал старика по плечу и ушел внутрь.

– А что будет? – решилась спросить Венга.

Старик смотрел на равнину. Казалось, не близость ночи причина темноты, а присутствие вражеской армии. Природная темнота никогда не бывает такой зловещей, как эта.

– Одно из двух, – хрипло ответил Дарро. – Или мы сдадимся и Эраван всех нас превратит в рабов. Или будем сражаться, пока не погибнем и не станем падалью для хищных птиц.

Сановник ответил ей с суровой прямотой, но Венге нравилась эта его особенность. Разговаривая с ней, он никогда не пытался приукрасить действительность.

– А кто это будет решать? – задала она новый вопрос.

Серые глаза Дарро остановились на лице Венги.

– Решение принимать нам, нынешним правителям Террасена.

Венга кивнула. В темноте засветились точки костров. Казалось, их пламя колеблется в такт ударам костяных барабанов.

– Вот ты бы как решила? – осторожно спросил Дарро.

Венга задумалась. Таких вопросов ей никогда не задавали.

– Я очень хочу в Караверру, – сказала она. Венга знала, что Дарро не признавал ни герцогство, ни Лисандру, но кого это сейчас волновало? – Муртаг возил меня туда. Показывал реки, горы, леса, холмы.

При упоминании о Муртаге у нее сдавило грудь.

– Там сады вокруг дома. Я бы очень хотела увидеть их весной.

В горле Венги встал комок.

– Я бы хотела, чтобы там был мой дом. Чтобы… весь Террасен был моим домом.

Дарро молчал. Венга уперлась рукой в холодный каменный борт и смотрела на запад, словно отсюда можно было увидеть Ручейное герцогство и притулившуюся к нему маленькую Караверру.

– Знаете, я всегда представляла Террасен таким, – продолжала Венга больше для себя. – С тех пор как Аэлина освободила Лисандру и позвала нас примкнуть к ее двору, я считаю Террасен родным домом. Местом, где… где люди, причинявшие нам зло… их просто сюда не пустят. Таким местом, где все могут жить в мире. И не важно, кто где родился и кто какого звания. Я хочу, чтобы весной мы сажали цветы, а летом купались в речках. У меня вообще никогда не было родного дома. Так пусть появится в Караверре и во всем Террасене. – Она пожевала губу. – Поэтому я бы выбрала сражаться. До самого конца. За мою новую родину. Я выбираю сражение.

Молчание Дарро затянулось. Венга повернулась к нему. Глаза у старого сановника были совсем печальными, словно груз прожитых лет и в самом деле давил на его плечи.