пор, пока вы не уйдете на запад[148]. Но и после этого я не стану жить с отцом, матерью или со старшим братом! Я покончу с собой или постригусь в монахини! Пусть у меня язык отсохнет, если я вру! Призываю в свидетели Солнце и Луну, всех добрых и злых духов, Небо и Землю – пусть они подтвердят, что я все это говорю совершенно искренне!

Надо сказать, что, идя сюда, Юань-ян спрятала в рукаве ножницы. Как только она произнесла последние слова своей клятвы, она выхватила ножницы и стала резать волосы. Служанки бросились удерживать ее и отняли ножницы, хотя она успела вырезать целую прядь. К счастью, волосы у нее были густые, поэтому отрезанная прядь была не слишком заметна.

Матушка Цзя вся затряслась от гнева и закричала:

– У меня осталась только одна надежная служанка, а они вздумали строить против нее козни!

Не разбирая, кто находится перед нею, она ткнула пальцем в сторону госпожи Ван:

– Все вы меня обманываете! Только делаете вид, что уважаете меня, а при всяком удобном случае готовы меня надуть! Стоит мне приобрести какую-нибудь ценную вещь, как вы просите, чтобы я отдала ее вам! Появился у меня хороший человек, вы сразу же норовите забрать его! Вы заметили, что я хорошо отношусь к этой девочке, и вас разобрала злость, хотите оторвать ее от меня, чтобы потом помыкать мною как вам угодно!

Госпожа Ван поспешно встала, не осмеливаясь ни слова произнести в ответ. Тетушке Сюэ неудобно было за нее вступаться, а что касается Ли Вань, то она при первых же словах Юань-ян поспешила увести из комнаты сестер.

Тань-чунь была умной девушкой, она сразу поняла, что госпожа Ван не посмеет оправдываться, хотя ее и обижают несправедливо, а тетушке Сюэ, приходившейся родной сестрой госпоже Ван, неудобно было перечить матушке Цзя. Бао-чай тоже было неприлично вступаться за тетку, а Ли Вань, Фын-цзе и Бао-юй вообще не смели вмешиваться. Поэтому настало время вмешаться девушкам.

Подумав, что Ин-чунь слишком скромна, а Си-чунь – слишком молода, Тань-чунь, стоявшая под окном и слышавшая все, о чем говорилось в комнате, наконец, не вытерпев, вбежала туда.

– Какое отношение это дело имеет к госпоже? – спросила она. – Ведь все это затеял старший дядя Цзя Шэ, бабушка, откуда же об этом могла знать наша младшая тетя Ван?

Гнев матушки Цзя мгновенно остыл, и она улыбнулась.

– Какой же я стала глупой на старости лет! – воскликнула она и, обращаясь к тетушке Сюэ, добавила: – Вы уж не смейтесь надо мной! Ваша сестра куда лучше моей старшей невестки Син! Та только мужа своего боится, а передо мной делает вид, что почтительна к старшим. Напрасно я обидела вашу сестру.

– Вы просто питаете слабость к своей младшей невестке, – ответила ей тетушка Сюэ, – всегда жалеете ее.

– Никакой слабости я к ней не питаю, – возразила матушка Цзя и обратилась к Бао-юю: – Я по ошибке начала бранить твою мать, Бао-юй! Почему ты мне не сказал об этом, а стоял и слушал, как она незаслуженно терпит обиду?

– Разве мне было удобно, защищая матушку, упрекать старшего дядю Цзя Шэ и старшую тетю Син? – возразил Бао-юй. – Ведь провинность совершена только одна, и если всю вину моя матушка не примет на себя, на кого ж тогда ее свалить? Я сам готов заявить, что виноват, но вы мне не поверите.

– Разумно, – согласилась матушка Цзя. – Скорее встань на колени перед матерью и скажи ей: «Мама, не обижайся! Бабушка стара, и ты прости ее ради меня».

Бао-юй подбежал к госпоже Ван и опустился перед ней на колени. Не давая ему произнести ни слова, госпожа Ван подняла его и с улыбкой промолвила:

– Ладно, встань! Не нужно за бабушку просить прощения!

Бао-юй тотчас встал.

– Фын-цзе тоже не указала мне, что я не права! – продолжала между тем матушка Цзя.

– Я умышленно не упомянула о вашей вине, бабушка! – возразила Фын-цзе. – Почему вы теперь упрекаете меня?

Матушка Цзя засмеялась. Засмеялись и другие.

– Странно, но мне все-таки хочется узнать, чья здесь вина? – вновь проговорила матушка Цзя.

– Кто же может быть виноват, если вы так хорошо умеете подбирать себе людей? – заметила Фын-цзе. – У вас служанки одна к одной, поэтому нечего удивляться, что каждому хотелось бы заполучить их. Хорошо, что я только жена вашего внука! Если б я была вашим внуком, я бы давно попросила у вас Юань-ян!

– Выходит, я сама виновата? – улыбнулась матушка Цзя.

– Конечно, вы, – ответила Фын-цзе.

– Ну в таком случае Юань-ян мне не нужна, можешь взять ее себе, – заметила матушка Цзя.

– Вот если в своей будущей жизни я перевоплощусь в мужчину, я ее у вас попрошу, – пошутила Фын-цзе.

– Тогда возьми ее для Цзя Ляня и посмотрим, осмелится ли твой бессовестный свекор потребовать ее для себя! – предложила матушка Цзя.

– Цзя Лянь для нее не подходит, – возразила Фын-цзе. – Это только мы с Пин-эр – друзья по несчастью – кое-как с ним справляемся!

При этих словах все расхохотались.

– Пришла старшая госпожа Син, – доложила девочка-служанка.

Госпожа Ван поднялась навстречу жене Цзя Шэ.

Если вас интересует, что происходило в дальнейшем, прочтите следующую главу.

Глава сорок седьмая, из которой читатель узнает о том, как глупый деспот, игравший чувствами, был беспощадно избит и как жестокий отрок, спасаясь от беды, бежал в дальние края

Когда госпожа Ван услышала, что пришла госпожа Син, она встала и поспешила ей навстречу. Госпоже Син не было известно, что матушка Цзя уже осведомлена обо всем, поэтому она пришла разузнать, чем кончились переговоры. Но едва она переступила порог, как служанки рассказали ей, что произошло.

Госпожа Син изменила свое намерение и решила не показываться на глаза матушке Цзя, но было поздно – в доме уже знали о ее приходе, и госпожа Ван спешила ей навстречу.

Госпоже Син пришлось войти в комнату. Она справилась о здоровье матушки Цзя, но та в ответ не проронила ни слова. Госпожа Син смутилась. Фын-цзе под предлогом неотложных дел поспешила скрыться. Возмущенная Юань-ян удалилась в свою комнату. Тетушка Сюэ и госпожа Ван, боясь, что их присутствие будет неприятно госпоже Син, тоже вышли. Таким образом, госпожа Син осталась лицом к лицу с матушкой Цзя.

В комнате больше никого не было, и матушка Цзя сказала:

– Ты пришла просить у меня Юань-ян в наложницы своему мужу? Какая ты все же «трижды послушная и четырежды добродетельная»!