Другая сторона не оставалась безответной. В адрес ЦК потекли анонимные письма с требованием в принудительном порядке организовать лечение Шолохова от пьянства.

И он действительно пил.

* * *

Шолоховский доклад безоговорочно стал самым громким событием съезда. Не только литературным, но и политическим. Об этом повсюду говорили.

На всякий случай «Огонёк», имея на руках новые главы второй книги «Поднятой целины», решил в декабре 1954-го публикацию остановить.

Шолохов написал Хрущёву – задал прямой вопрос: Никита Сергеевич, я в опале?

Высшее партийное руководство потратило много нервов, ища разрешения шолоховскому вопросу. Его нельзя было сбрасывать со счетов. Но если опять войдёт в свой казацкий раж – что с ним делать?

Вожди читали новые главы «Поднятой целины». Снова советовались. Пришли к единственно возможному выводу: всемирно известный писатель, потенциальный Нобелевский лауреат Шолохов был и остаётся гордостью советской литературы.

Тем более ему скоро исполняется пятьдесят.

Юбилей решили праздновать на государственном уровне, а не в Вёшенской, как он привык.

Заявку на экранизацию «Тихого Дона» режиссёром Сергеем Герасимовым – удовлетворили.

– И к юбилею необходимо наградить товарища Шолохова!

– Знак Почёта, Никита Сергеевич?

– Нет, орден Ленина.

– У него ж есть.

– Пусть будет два. Шолохов один. Ему можно два. Мы не настолько богаты, чтоб такими талантами разбрасываться.

19 апреля 1955 года президиум ЦК утвердил проект Указа Верховного Совета СССР о награждении Шолохова орденом Ленина – за выдающиеся заслуги в области художественной литературы, в связи с 50-летием со дня рождения.

28 марта в «Правде» началась публикация новых глав «Поднятой целины». Следующие фрагменты вышли 30 марта, 1, 3 и 5 апреля. В пятом, майском – к юбилею – номере «Октября» также публиковались главы из романа.

24 мая указ о награждении Шолохова орденом Ленина опубликовали в «Правде».

В тот же день Рюрикову, всё ещё возглавлявшему «Литературную газету», пришлось совершить немыслимое: основную часть номера отдать под здравицы Шолохову. Такое себе главная литературная газета позволяла лишь в отношении Горького и Маяковского. Но те-то были – за пределами бытия, а этот – тут.

Но выбора Рюрикову не оставили.

Газету открывала редакционная передовица с очень верным заголовком «Бесстрашие и сила правды».

Славили его так: «Бесконечно многообразна галерея действующих лиц в его произведениях, поражающих глубиной и самобытностью характеров. Бесконечно многообразны и краски на палитре художника-живописца. Тут и суровые рембрандтовские тона трагедии, тут и светлая струя поэзии родной природы, и задушевный лад народной песни, и величественная поступь истории. Тут предстают перед читателями образы хозяев жизни – таких, как Давыдов, Майданников, Бунчук, Кошевой; образы мятущихся искателей правды – таких, как Григорий Мелехов, Аксинья; образы врагов народа – таких, как Листницкий, Коршунов, Фомин, Половцев, Островнов; овеянные неистребимым духом народного юмора портреты Прохора Зыкова, деда Щукаря».

Справа шло поздравление от Союза писателей: «Сын великого народа, Вы умножили славу русского национального искусства, обогатили поэзию родного слова, создали картины, передающие неповторимую красоту Родины. Ваши произведения, являющиеся ярчайшим выражением метода социалистического реализма – ценный вклад в духовную культуру человечества».

Под поздравлением дали новую статистическую справку об изданиях и переводах Шолохова: к маю 1955-го в Советском Союзе книги Шолохова выходили 421 раз на 55 языках общим тиражом 20 миллионов 773 тысячи экземпляров.

Вторая полоса газеты была посвящена Шолохову целиком.

Слева – статус классика подтверждала извлечённая из архивов и ранее не публиковавшаяся заметка Алексея Толстого о последней части «Тихого Дона»: «Нужно принять во внимание, что Толстой завершал целую галерею великих русских писателей XIX века. А Шолохов быть может начинает новую народную прозу, скрепляя её со старшими богатырями. Старик Пантелей и его внук Мишатка могут служить прообразом этих двух поколений».

Справа – большая статья Виталия Закруткина «Слово о народном художнике»: «Старый чех-учитель показал мне книгу. Переплёт книги набух, одеревенел, был весь пропитан запахом земли, а на страницах матово пятнались следы подсохшей влаги.

– Вот, – сказал старик, – моя любимая книга. Враги приказали её уничтожить. Но я сохранил книгу: закопал её в саду, а по воскресеньям тайком читал своим ученикам, чтобы юноши и девушки знали, как сурова и прекрасна жизнь и как страстно и мужественно надо бороться за человеческое счастье…

Земная влага и цепкие корни весенних трав покоробили обложку книги, одели мшистой прозеленью её переплёт, и потому старый учитель от руки голубой тушью вывел её заглавие: “Тихий Дон”…»

Ниже была размещена заметка о замечательном и чуть грустном подарке, что Шолохов получил в канун юбилея: «Это было в июле 1942 года. Наша дивизия занимала рубеж обороны вдоль левого берега Дона у станицы Вёшенской и прилежащих к ней хуторов… Неожиданно появились фашистские бомбардировщики. Близко раздался взрыв, где-то в стороне упала ещё одна бомба. Пробегаю несколько домов – открытая калитка, влетаю во двор. На несколько минут всё кругом заволакивается густым облаком пыли. Когда оно рассеялось, я увидел, что дом полуразрушен. Во все стороны беспорядочно торчали балки и брёвна.

…На обожжённой земле лежала книжка, полузасыпанная песком. На сероватой обложке – гранёный штык и ветвь дерева – первое издание романа “Как закалялась сталь”.

Раскрыл книгу: на титуле написано: “Товарищу Мише Шолохову…” – и подпись внизу: “Н. Островский”. Эта книга стала боевым спутником нашей гвардейской дивизии, которая закончила свой фронтовой путь на Дунае…

Она оказалась единственной уцелевшей из библиотеки писателя. Гр. Гогоберидзе».

Третья полоса также была отдана Шолохову.

Статья Ольги Форш «Рождённые бурей» о его героях, братский привет с Украины – статья Олеся Гончара «Могучее дарование», международное признание – статья венгерского писателя Петера Вереша «Живая летопись революции».

Несмотря на стилистическую типичность поздравлений, все здравицы отличала удивительная и схожая черта: каждый автор писал о героях Шолохова как о близких ему людях.

Даже Петер Вереш: у него шолоховские персонажи словно бы перепутались с иными знаковыми персонажами мировой культуры и бродили меж них, не теряя достоинства.

«Дед Шукарь – такой же настоящий крестьянин, как и Санчо Панса Сервантеса: он также поступает на свой лад, каждый раз сообразуясь с обстоятельствами».

«…мы должны отрицать казавшееся вечной истиной изречение шекспировского Гамлета: “…решимости природный цвет хиреет под налётом мысли бледным”. А у Бунчуков, наоборот, мысль, как и вера, укрепляет решимость».

«…по сей день я вижу покрытый травой мелеховский двор в то раннее утро, когда старшая невестка Мелеховых, Дарья, ослепляя белизной босых ног, пробегает через двор к хлеву, чтобы подоить коров. Я вижу даже след её ног на поблескивающей росою траве, и вместе с Пантелеем Прокофьевичем я слежу, как измятая босыми ногами Дарьи трава через несколько минут выпрямляется…»

К шолоховскому юбилею в Институте мировой литературы и Пушкинском Доме состоялись учёные советы с