Авраамовна Быстрицкая тоже была еврейкой. Отец – киевский врач, мать – повариха. Войну отслужила санитаркой во фронтовом передвижном госпитале. Прошла от Сталино – так назывался тогда Донецк – до Одессы. Много чего перевидала – но в числе прочего квартировала в те годы в казачьих домах. Казачек насмотрелась, запомнила их речь и повадки.

У неё уже было четыре роли за плечами, причём одна, в паре с Сергеем Бондарчуком, – главная: в фильме «Неоконченная повесть». Но Быстрицкая ещё не примелькалась.

Утверждать артистов Шолохов приехал в Москву. Здесь он впервые увидел всех сразу.

На роль жены Петра Мелехова Дарьи Герасимов предложил взять ещё одну свою ученицу – Людмилу Хитяеву. Глядя на Хитяеву и Кириенко, Шолохов невольно вспоминал жён братьев Дроздовых, которых подростком разглядывал 35 лет назад. А ощущение, что все триста.

Аксинью вывели в числе шестерых других претенденток. Увидев Быстрицкую, Шолохов сразу же сказал:

– Да вот же она.

Герасимов хотел другую актрису, но оспорить мнение Шолохова не смог.

Мелеховых ему показали сразу десять.

Шолохов молчал, курил.

Потом сказал:

– Много времени потратил уже… Я здесь вижу только одного казака.

И указал на Глебова.

Глебов был много старше Харлампия Ермакова, много старше Гришки Мелехова. Но и сам Шолохов стал куда старше. Едва ли он утвердил бы почти сорокалетнего артиста в 1930-е. Но теперь, на шестом десятке, Глебов уже не казался ему переросшим свою роль.

Из Москвы Шолохов забрал Герасимова, Глебова и Быстрицкую в станицу Вёшенскую: изучать казачий быт.

Быстрицкая не выдержала и на одной из станций, увидев курящего на перроне Шолохова, выбежала под лёгкий снежок к нему.

Тут и произошёл тот разговор, о которым мы уже вспоминали.

– Михаил Александрович… А вы можете меня познакомить с Аксиньей? Скажите мне, пожалуйста, её адрес – где она живёт. Я расспрошу её обо всём!

Аксинью убило бомбой в 1942-м.

* * *

14 февраля начался XX съезд КПСС, на который Шолохов был приглашён в качестве делегата. Его выступление состоялось 20-го.

Осмысленно и спокойно он вернулся к тем тезисам, что вызвали скандал на Втором съезде писателей. Он ни от чего не отказался, ничего не передумал. Разве что Эренбурга не трогал – но только Эренбурга.

Первым делом намекнул на некий «груз» не занятых литературной работой кадров, которые только числились писателями: членство в СП давало тогда многочисленные преференции.

Шолохов констатировал: «В Союзе советских писателей 3247 членов союза и 526 кандидатов, всего 3773 человека, вооружённых перьями и обладающих той или иной степенью литературного мастерства. Как видите, сила на вид немалая, но пусть вас не страшит и не радует эта цифра. Ведь это же только “на вид”, а на деле в значительной части писательский список состоит из “мёртвых душ”. Жаль только, что нет в наше время чичиковых, а то бы Сурков, несмотря на всю его коммерческую неопытность, одной крупной торговой операцией сумел бы нажить для Союза писателей целое состояние».

Руководство Союза уже не раз сигнализировало в ЦК: сотни литераторов в основном еврейского происхождения сконцентрированы в Московском отделении. Утяжеляя Союз, они не приносят никаких зримых творческих результатов. Но вслух об этом говорить никто бы не решился, тем более с трибуны партийного съезда.

«Я обязан сейчас, с глазу на глаз со своей родной партией, говорить о литературе пусть горькую, но правду. Этого требует от меня мой партийный долг, долг моей партийной и писательской совести и чести», – продолжал Шолохов.

«Здесь товарищ Сурков довольно невнятно говорил о достижениях советской литературы последних лет и иллюстрировал это положение нарастающим количеством книг, выпущенных издательством “Советский писатель” в 1953, 1954 и 1955 годах. Знаете, как это по-русски называется? Наводить тень на плетень.

Да разве количеством выпущенных книг измеряется рост литературы? Ему надо было сказать о том, что за последние 20 лет у нас вышло умных, хороших книг наперечёт, а вот серятины хоть отбавляй! На тысячу писательских перьев за двадцать лет по десятку хороших книг. Как вы думаете – не мало ли? Вот о чем надо было сказать Суркову, хотя вы и сами это отлично знаете».

Литература, настаивал Шолохов, живёт за счёт достижений 1920-х и 1930-х годов: «Железного потока» Серафимовича, первых вещей Леонова, Фадеева, прочих.

«В чём же дело? Почему отстает наша литература?» – задавался Шолохов вопросом. И сам отвечал: «Не некоторые, а очень многие писатели давненько уже утратили связь с жизнью и не оторвались от неё, а тихонько отошли в сторону и спокойно пребывают в дремотной и непонятной миросозерцательной бездеятельности. Как ни парадоксально это звучит, но им не о чем писать».

«Общеизвестно, что Лев Толстой знал душу русского мужика, как никто из нас, современных писателей; Горький исходил всю Россию пешком; Лесков исколесил её на почтовых и вольнонаёмных лошадях; Чехов, даже будучи тяжко больным, нашёл в себе силы и, движимый огромной любовью к людям и профессиональной писательской настоящей любознательностью, всё же съездил на Сахалин. А многие из нынешних писателей, в частности многие из москвичей, живут в заколдованном треугольнике: Москва – дача – курорт и опять: курорт – Москва – дача. Да разве же не стыдно так по-пустому тратить жизнь и таланты?!»

«На что мы пошли после смерти Горького? Мы пошли на создание коллективного руководства в Союзе писателей во главе с товарищем Фадеевым, но ничего путёвого из этого не вышло. Общими и дружными усилиями мы похитили у Фадеева пятнадцать лучших творческих лет его жизни, а в результате не имеем ни генсека, ни писателя».

«А вы думаете, если бы во главе руководства стоял, допустим, Шолохов или Симонов, то положение было бы иным? Было бы то же самое. Тех же щей, да пожиже влей. А писатели сказали бы ещё проще: “Хрен редьки не слаще!” Со школьных лет всем известно, что от перестановки слагаемых сумма не меняется».

«После первого съезда советских писателей Горький говорил: “Мы должны выработать целую армию отличных литераторов”. “Должны!” Об этих словах Горького не надо забывать, товарищи делегаты! Вспомните – после смерти Горького в литературных рядах остались такие писатели, как Сергеев-Ценский, Пришвин, Серафимович, Якуб Колас, Гладков, Ольга Форш, Мариэтта Шагинян, Вересаев, Алексей Толстой, Новиков-Прибой, Шишков и другие. Это – из стариков. Позже пришли в литературу остальные, ныне широко известные писатели, но самым молодым из них теперь уже перевалило за пятьдесят. А смена идёт замедленным шагом».

Шолохов настойчиво, упрямо выдавливал номенклатуру. Он видеть уже не мог братов-писателей своего поколения, занявших все позиции, но прекративших развитие, утративших порыв, смелость, дар.

«Дайте развиваться новой литературе!» – взывал Шолохов.

Надо реорганизовать Союз писателей: таков был главный вывод.

* * *

Шолохов заботился о государстве и государственности.

Зацементированная культура