преступлении, и отсюда слова Иисуса: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают». По существу, теми, кто участвовал в Страстях — евреями и неевреями, — представлена вся человеческая раса, так же как и те, кто выказал после этого признаки раскаяния — опять это были и евреи, и неевреи — представляли всю массу человечества. Более того, спасение было обещано не только поколению, жившему тогда, но и всем тем, кто пожелал пойти по их стопам во все времена[1694].

Хотя Картахена пытается представить еврейскую ответственность за Страсти, придерживаясь традиционной христианской позиции, способ, которым он это делает, смягчает обвинение, потому что степень вины, как он ясно указывает, в огромной степени зависит от степени понимания того, кем был Христос, и, как мы видели, он берёт на себя труд указать на то, что никто из евреев, даже их старейшины, не понял, что человек, которого они приговорили, был Сыном Божьим. В поддержку своего тезиса он призывает св. Павла, чей авторитет предположительно предотвратит оппозицию. Картахена, конечно, сказал, что незнание не освобождает евреев от преступления, потому что они могли знать, если бы действительно хотели, но факт остаётся фактом: еврейские старейшины не были в курсе божественности Иисуса, и этот факт не может быть преуменьшен, несмотря на все объяснения обратного. Именно в этом незнании, разделённом всеми участниками, евреями и неевреями, Картахена видит причину Божьей милости. Из этого следует, что когда Иисус сказал: «Прости им, они не знают…» и т. д., он имел в виду всех участников преступления — поскольку никто из них не знал.

Это, конечно, было новшеством в христианской теологической литературе. Но новшества в догматической вере запрещены, если только они не подразумеваются или не указаны прямо словами признанных авторитетов. Картахена, как мы видели, основывался в своём толковании на том, что он нашёл в Евангелиях. Кроме Евангелий он мог обратиться только к Беде. Но комментарий Беды на слова Иисуса: «Прости им…» и т. д., сильно отличается от Картахены. Вот полный текст того, что он говорит по этому поводу в своих комментариях к Евангелию от Луки:

Необходимо трезво посмотреть на то, что не тем, кто, воспалённый позывами зависти и злобы, хотя и знали сына Божьего, но предпочли распять Его, а не признать, Он вознёс молитвы [прощения] Отцу, но точно тем, у кого было рвение перед Богом, хотя не из знания, и не знали они, что делают.[1695]

Таким образом, Беда чётко различает между теми, кто знал, что Иисус Сын Божий, но отказался признать это (и поэтому не включён в молитву Иисуса), и теми, кто не был в курсе этого факта (и за этого Иисус действительно молился), в то время как, согласно Картахене, никто из тех, кто был замешан в преступлении, не знал о божественности Христа. Он, конечно, приписывал зависть и злобу еврейским «священникам и старейшинам», но эти скверные качества воздействовали, по Картахене, на их мысли и сердца, так что они были закрыты перед светом истины, но не то, чтобы знание правды дошло до них, а они отказались его признать. Он считал, что еврейские старейшины не могли признать божественности Христа, потому что они никогда не имели о ней понятия, какими бы прискорбными ни были причины этого незнания, поэтому, даже будучи виновными в преступлении, и даже в большей степени, чем другие, они не были исключены из числа тех, кто не знал (как это засвидетельствовано Апостолом), и, соответственно, не были исключены из молитвы Христа о прощении[1696].

Всё это кажется ясным Картахене, который и не сомневается по поводу подразумеваемого вывода. Выводом этим было то, что двери спасения не закрыты ни перед кем из участников Страстей (кто, как мы отметили, представляет символически всех евреев и всех неевреев, то есть всю человеческую расу). Именно это и означало «прощение». Это значило, что преступление Распятия не закрывает никому путь к спасению с помощью раскаяния и признания Христа. И на это тоже указано в истории Страстей, или скорее в их последствиях. Евангелия рассказывают нам, что римский центурий и другие, представляющие язычников в Распятии, признали постфактум то, что было сделано, и воскликнули: «Воистину он был Сын Божий» (Еванг. от Матфея 27:54). Аналогично, «весь народ, собравшийся на сие зрелище» — то есть евреи, которые были свидетелями Страстей, — «возвращался, бия себя в грудь, к пути истины» (Еванг. от Луки 23:48). Все они были «прощены», потому что все обрели право быть принятыми в Божью Церковь[1697].

III

Картахена, несомненно, чувствовал, что этим толкованием Страстей он устранил единственный аргумент, который мог быть выдвинут против принятия евреев в христианство на равных правах со всеми прочими христианами. Тем самым, верил Картахена, он нанёс смертельный удар по теории «проклятья», так подчёркиваемой толедцами. Но этот аргумент служил не только принципу единства, который тоже получил мощную поддержку. Для Картахены это само собой разумелось. В обществе, которое духовно возникло через духовное рождение от второго Адама (Христа), и все физические различия в котором были сведены к нулю, все последователи Христа, безразлично какого племени (gens), или «неважно, часть какой древней крови», неизбежно составляют один народ. Для того чтобы живо проиллюстрировать то, что он имел в виду по поводу равенства и одинаковости народа, Картахена приводит следующий пример, значение и смысл которого не вызывают вопросов.

Согласно ему, все нации и расы смешиваются в христианстве, как реки в море, и, точно так же, как реки, пусть самые большие, теряют своё собственное существование в море, «потому что все воды, независимо от того, откуда они пришли, приобретают морской вкус и не сохраняют ни названия, ни качеств своего старого происхождения», так и нации должны исчезнуть в великом море христианства[1698]. Конечно, не нужно из этого делать вывод, что Картахена верил в то, что эта унификация произойдёт немедленно или достаточно быстро. Он, разумеется, прекрасно понимал, что этот процесс смешивания очень многих народов до того состояния, когда их потомство потеряет свои специфические характеристики и сознание принадлежности к их старым истокам, длится очень долго, но в его понятии это был установившийся и необратимый процесс, а его будущий результат просматривался настолько явно, что его можно рассматривать как свершившийся факт. Более того, принцип единого народа направляет, по его убеждению, политику христианства настолько явно, что все его последователи должны видеть себя членами одного народа уже сегодня, ещё до того, как смешение завершено, потому что это — духовное единство,