мусульмане или евреи — в отношении её позиции в обществе быть навязано Церкви? Мы можем принять как данность, что Картахена был убеждён в том, что склонности и потенциал определяют призвание человека, а соответственно, и его социальный класс, и то, что они приобретаются по наследству в нехристианском мире так же, как и в христианском[1713]. Но опять можно спросить, нет ли у христианства своей системы оценок различных склонностей и добродетелей, согласующейся с его отличным от других жизненным идеалом? Картахена не задаёт этот фундаментальный вопрос, ответ на который может противоречить его поддержке принципам старого социального размежевания — вопроса, существующего в нехристианском мире. Он просто продолжает оправдывать их принятие на основе фактов, какими он их знал — то есть на базе традиций и практики Церкви, которые с точки зрения христианской теологии были так же действительными и обязывающими, как и любая освящённая доктрина[1714].

Эта опора на традиционную позицию Церкви, при уважении к превалирующей социальной структуре, была абсолютно необходима Картахене, поскольку теоретически он, конечно, не мог примирить принятые им два конфликтующих принципа. Утопичный мир любви и равенства, к которому стремилось, как он уверял нас, христианство, находился на другом полюсе по отношению к феодальной Европе, в которой царило неравенство. В этом реальном мире классовое сознание было господствующим, а разделение общества на группы по наследственному признаку было непреложным фактом, который никто не пытался оспаривать и который доминировал в политике и экономике. Представляя это классово ориентированное общество как полностью приемлемое для Церкви, дон Алонсо, тем не менее, не оправдывал существующий порядок просто ради него самого. Он делал это и потому, что некоторые из вопросов были тесно связаны с проблемой, которой он занялся — проблемой, поднятой в «Толедском статуте», — и потому что отсутствие расовой дискриминации, как он это видел, само по себе не являлось достаточным для того, чтобы удовлетворительно разрешить проблему[1715].

II

Первый вопрос, нуждающийся в определении, — право обращённых еврейского происхождения присоединиться к аристократии «старых христиан». Картахена начал исследование этого вопроса с указания на упомянутый выше факт: родовитые язычники, придя в христианство, сохраняли в нём свой прежний статус. Римский император Константин, франкский король Хлодвиг, готский монарх Аларих — только немногие иллюстрации этого хорошо известного факта. Аналогичный пример из его собственного времени Картахена видит в случае Ягайло, князя Литовского, который перешёл в католицизм и стал королём Польши[1716]. Столь многочисленны были, заявляет он, знатные христиане, которые первоначально были язычниками — т. е. gentiles, — что во многих языках, таких как французский и испанский, слово gentiles стало синонимом знати[1717]. Теперь, если знатность, приобретённая в дохристианском статусе, сохраняется и почитается и в христианском мире, когда её носители принимают христианскую веру, почему же знатность, приобретённая евреями, должна признаваться меньше, когда они становятся христианами? Будучи оформлен в гипотетических терминах, такой вопрос может получить только положительный ответ. Но Картахена понимает, что возражения могут быть выдвинуты если не против самой гипотезы, то против её практического применения. Если, как мы видим, статус знатности связан с контролем над страной и управлением ею, то состояние евреев в этом отношении сильно отличается от язычников. В то время как языческая знать, обращаясь в христианство, обладала реальной властью, евреи во время своего долгого изгнания не имели никакой власти. Именно факт обладания властью в той или иной степени свидетельствует о способности властвовать и о принадлежности к классу знати, который люди должны уважать. Однако в случае евреев такого свидетельства нет, поэтому кажется практически невозможным присоединить обращённых из евреев к христианской аристократии.

Как же перед лицом этих возражений обосновать право конверсо вступить в ряды знати? Разумеется, первым делом нужно изучить предпосылки этих возражений. Это означает, прежде всего, необходимость определить, имелась ли в прошлом еврейская знать, есть ли какое-то свидетельство о её существовании в настоящем, и могут ли привилегии, которые были утрачены или потеряли свою силу в дохристианских условиях, быть восстановлены применительно к личности, семье или классу под управлением Церкви.

Первый вопрос, как слишком хорошо понимал Картахена, отнюдь не был излишним. Не существует убедительных свидетельств того, что у евреев когда-либо, даже во времена полной независимости, существовал класс наследственной аристократии того типа, как в средневековой Европе. Тем не менее группы привилегированных семей, контролировавших богатства и власть, несомненно, существовали в царствах Израиля, как и в других античных государствах. Это можно узнать из библейских упоминаний sarim, sganim и horim{17}, хотя и похоже, что не было общего термина для обозначения аристократического класса. Возможно, не будучи в курсе последнего факта, Картахена упоминает ряд случаев, когда слово «знатный» упоминается в Библии — то есть в латинском переводе Вульгаты[1718]. Но его выводы, следует заметить, не базировались только на этом свидетельстве.

В согласии со взглядами средневековых юристов, Картахена различал три вида знатности: теологическая, естественная и гражданская[1719]. Теологическая знатность покоится на божественном благоволении и выражается в совершенстве мысли и действия, относящихся к служению Богу и религиозной медитации. Естественное благородство может называться моральным, поскольку оно относится к основным добродетелям, как то: благоразумие, справедливость, храбрость и умеренность, в то время как гражданская знатность склоняет людей к управлению и военным профессиям. Она близко соседствует с моральным или естественным благородством (хотя и не в равной мере), поскольку нельзя править или воевать достойно, не обладая вышеуказанными качествами. Кто теперь может усомниться в том, что евреи в древние времена владели всеми тремя видами благородства? В теологическом плане оно имелось у них в самой высокой степени, как это доказано патриархами и пророками: у них было моральное благородство, продемонстрированное в избытке многими достойнейшими поступками многих индивидуумов, и они обладали и знатностью гражданской, которая ясно проявилась в их царях и во всём их правящем классе[1720].

На самом деле, говорит Картахена, гражданская знать существовала в Израиле с самых древних времён, задолго до эпохи царей. Она восходит ко дням Моисея, который взял «вождей колен» и сделал их «главными над людьми», «предводителями тысяч» и т. д. О них сказано, что они были «самыми благородными из лидеров народа, представляя свои колена и семьи, и главы армий Израиля»[1721]. Таким образом, знать была занята не только управлением, но и военной службой, «с которой обычно гражданская знать связана». Более того, коль скоро речь идёт об этой службе, у евреев есть превосходный и длинный послужной список. Это очевидно не только из священного канона, но также