у смерти и как спокойно и хорошо он держит меня над пропастью так близко почему с ним я перестаю бояться всего даже смерти кете любимая спускайся пойдем домой дома все будет хорошо если он отпустит меня я испугаюсь и спущусь пока ты держишь меня я не боюсь смерти когда ты отпустишь меня я снова буду бояться этого мира и смерти и самой себя отпусти меня мир заалеет когда ты отпустишь меня и я спущусь к тебе смотреть как он догорает только не отпускай меня альберт что мне ни с кем не было так хорошо как с тобой кете не надо кете помоги мне спуститься он ослабляет хватку чтобы я могла спуститься к нему и ведь я крепко держусь за него и не упаду пока так сильно сжимаю его но я разжимаю руки отталкиваю его и отталкиваюсь назад и мир и я уничтожаются

— Альберт… — Она позвала его.

— Что?

— Почему ты не сказал мне? Ты мог все рассказать мне.

— Я не знал, что помню об этом.

Она боялась дышать. В кабинете стояла духота, от которой ломило в висках, в теле, в голове, в руках и ногах. Или виной тому были страх и растерянность?

— Поговори со мной, — прошептала Мария. — Поговори со мной, умоляю.

Опять эта тишина. Что творится в ее голове?

— Как это можно забыть? Как? Это? Можно? Забыть?!

— Я клянусь тебе. Пока ты не спросила, я ничего не… А, все равно.

— Поговори со мной, Альберт. Давай разговаривать.

— Я помню.

— Что, что помнишь? — повторила она.

— Я вспомнил.

— Нет, нет!

В страхе она упала со стула и закрылась руками. Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет! Пожалуйста, перестаньте! Хватит, остановитесь!

Пистолет громко упал слева от стола и справа от ее головы. Она боялась пошевелиться. Раз, два, три, четыре — все хорошо, тебе нечего бояться — пять, шесть, семь — нет, нет, нет, нет! — восемь, девять… Кровь! Кровь!

Мария больно укусила себя, чтобы не завопить. От зубов остались красные отметины — и как она может замечать такую чушь краем глаза? Нет, нет, нет! По полу, не боясь испачкаться, она поползла к месту мужа и схватилась за повисшую ослабевшую руку. Чтобы снова не завопить, она хваталась за нее зубами, но не помогло.

— Нет, нет, нет! Не бросай меня! Не бросай! Пожалуйста! Умоляю!

Альберт, что ты молчишь? Ну хватит, пожалуйста! Дитер рассказывал, что умереть с первого выстрела в висок не так-то легко, тем более если ты не специалист по части выстрелов в голову. О, Альберт, он рассказывал мне историю оскорбленного офицера, который дважды стрелялся в один и тот же висок и два раза пуля не пробивала черепную коробку, потом он правда выстрелил себе в сердце, но это ничего не меняет. Не правда ли, история как раз для тебя?.. Альберт, что ты молчишь? Крови немного. Ты не умрешь от потери крови, я тебе гарантирую. Альберт… пожалуйста, поговори со мной, не молчи!

Она вытерла руку о подол юбки и кое-как встала. Смотреть на Альберта было страшно. Мария поборола желание взять пистолет. Комната теряла отчетливость — или глаза ей закрывали плотные слезы? И она опять плачет?

Она привалилась к смутно знакомой стене, не способная двигаться дальше. Она и узнавала это место, свой дом, и все же словно оказалась в гостях, у которых многое неизвестно и на все нужно спрашивать разрешение. Не смотреть на отпечаток крови — собраться с мыслями, найти решение, понять, что делать дальше!

Проснувшись в кресле, она заметила, как тихо, невыносимо тихо стало в многочисленных комнатах. Она и не помнила, как оказалась в гостиной, в кресле, с окровавленными руками, и как смогла заснуть, несмотря на напряжение. За окном ласково разливался дневной свет, шелестела листва. Как хорошо поехать с Дитером на пикник! Скоро Дитер вернется, ах, уже четыре часа, получается, он появится через час, и я скажу, что мы собираемся купаться и обязательно должны взять с собой бутылочки с лимонадом. Возьми их из холодильника, с третьей полки, кажется, горничная не забыла убрать их на этот раз. Нет, Катя остается, она увлечена новым американским романом, в нем ковбой влюблен в божественно красивую местную, а местных страшно притесняют американские колонизаторы. Возьми, мне, пожалуйста, с газом и… Нет, нет, нет, нет!

Она вскочила в испуге. Дитера нет. Кати нет тоже. И Альберта, Альберта — его тоже нет. Никого не осталось! Тут никого больше нет, кроме меня. Мария прислушалась, надеясь услышать хоть что-то, знакомый, пусть даже чужой голос, голос грабителя, который вломился к ним, рассчитывая на богатый улов. Но грабителя не было. Не было никого — кроме нее. Дитера увезли, Катю похоронили, а Альберт — он лежит там, в кабинете, с простреленной головой. Она осталась одна.

Какое безумие! Что же мне делать?

Спала она или бегала по комнатам? Она не понимала, как оказалась в спальне, а потом снова в гостиной. Она осознала себя, оказавшись близ комнаты Альберта. Быть может, ей приснилось — и вот откроется дверь, и Альберт спокойно лежит себе в постели, или читает, или безучастно смотрит в окно? Альберт, Альберт… В комнате никого. Она бросается к его вещам, словно в поиске чего-то, осматривает его рубашки и костюмы, впивается в них ногтями и повторяет, повторяет — пожалуйста, поговори со мной, пожалуйста, поговори! Что-то стукнуло больно по ее ноге — книжка или блокнот, он выпал из какого-то кармана, а она и не заметила бы, если бы не боль. Это, это, это… это же почерк Кати. Он забрал дневник из комнаты Кати.

Она лежала на полу, обняв дневник руками, сжавшись, словно вот-вот ожидая ударов. В оконном проеме плясала пыль — и как это красиво. Альберт, ты приедешь через час, и мы вместе пойдем гулять, и если захочешь, я испеку тебе твой любимый пирог, для тебя мне не жалко трудов и времени, ты же знаешь. Пожалуйста, возвращайтесь, Мария очень вас любит и ждет, Мария будет любить вас всегда. Но нынче вы отпустите Марию, вы позволите ей уйти? Я обязательно вернусь к вам, честное слово, обмануть в этом вопросе я не смогу. Но Мария еще поживет. Мария еще…

Шла или бежала она в свою комнату? Сил на решительность оставалось немного. Остановись она — и ужас случившегося поглотил бы ее окончательно. В диком чувстве самосохранения она бросала случайные вещи в случайную сумку, лихорадочно пересчитывала деньги, которые