так и не получил ответа. Тихо толкнув дверь, он вышел из спальни.

В коридоре гостиницы было тихо и темно, если не считать нескольких красных ярко горевших шелковых фонариков, свет которых отражался на деревянном полу колеблющимися оранжевыми бликами.

Хотя Чу Ваньнин уже проверил божественное оружие на чужую магию, Мо Жань собирался провести собственный тест.

Если божественное оружие находилось в сотне метров от хозяина, тот мог призвать его к себе, используя духовную силу. Мо Жань так и не успел проверить, было ли это оружие его мечом из прошлой жизни, поэтому он не мог упустить эту возможность на этот раз.

Кончики его пальцев засветились кроваво-алым светом.

Медленно прикрыв веки, Мо Жань тихо позвал:

– Бугуй, иди ко мне!

Через несколько мгновений вдалеке раздался звон меча. Он был совсем тихим, но этот звук ворвался в его уши, как удар молота по растревоженному сердцу.

Мо Жань резко открыл глаза:

– Бугуй!

Он не пришел. Меч знал, что его хозяин зовет его. Черный клинок хрипло кричал и рыдал кровавыми слезами, пытаясь ответить на его зов. Его низкий и глубокий рев, казалось, звенел от боли, когда он всем своим существом устремился к прежнему владельцу. Но он не мог вырваться из плена, пойманный в ловушку чем-то неведомым.

Это что-то смогло разорвать их связь.

И все же, когда-то эти двое заключили договор, вместе они прошли через горы и реки, и вместе ждали смерти, хватаясь за остатки тепла во дворце Ушань.

Человек и божественное оружие были неразрывно связаны. Их плоть и кровь были разорваны какой-то силой, но мышцы и вены все еще были едины.

Глаза Мо Жаня покраснели и наполнились влагой, когда он повторил:

– Бугуй!

Это ты.

Почему ты не можешь вернуться?

Кто держит тебя?

Это...

Раздался скрип.

Тихий звук открывающейся двери в этой мертвой и бездыханной темноте прозвучал как раскат грома.

Автору есть что сказать:

Учитель: — Желаю всем счастливого Рождества!

Пес: — Год петуха уходит!

Павлин: — Какая чушь! Я же остаюсь, а значит богатство и благополучие не покинет ваш дом!

Ши Мэй: — Рождество еще не наступило. В начале нужно говорить «Счастливого рождества!

Волчонок: Мы с Наобайцзинем поздравляем всех с наступлением года веселой Собаки!

Е Ванси: Мне кажется, «год веселой* Собаки» звучит неприлично.

Мэй Ханьсюэ: желаю вам встречать каждый день с новой красоткой! ^_^

Маленький бумажный дракончик: Из-за кого-то Чжу Цзюинь не может праздновать! Чу Ваннинг, ты – подлый изменщик! Выпустили меня!!!

PS. Прошу, все, что я пишу в области комментариев, не воспринимать слишком серьезно. Потому что ради красного словца, я могу нести околесицу, а вы воспринимаете ее за спойлеры...

Желаю всем вкусной еды и хорошего вина на столе, а также спящую красавицу в постели! Счастливого Рождества!

[*за контекст не ручаюсь, но “веселый” на английском языке gay — гей].

Глава 88. Этот достопочтенный столкнулся со вторым перерожденным

Он повернулся на шум.

В конце коридора стоял человек, одетый в расшитый золотыми узорами черный плащ. Тканью было скрыто все его высокое худое тело, и даже лицо до самых глаз, цвет и разрез которых сложно было рассмотреть в темноте коридора, скрывала черная вуаль.

Человек держал в руке меч.

Тонкое лезвие этого оружия было черным как смоль.

Бугуй.

– Кто ты?!

– Не имеет значения, кто я, – у него был странный, словно нарочно искаженный голос. – Достаточно того, что я знаю, кто ты.

Мо Жань постарался успокоить свой разум и нарочито беспечно спросил:

– Я всего лишь ученик с Пика Сышэн. Интересно, что еще вы можете знать обо мне?

– Ученик с Пика Сышэн? О, да, конечно. Однако короткая у тебя память, Наступающий на бессмертных Император, повелитель Царства Людей, яростный демон, убивший своего учителя и разрушивший его дух, сам же восставший из могилы и возродившийся после смерти.

С каждым его словом кровь в теле Мо Жаня становилась на градус холоднее, словно он провалился в ледяную полынью.

Наступавший на бессмертных. Тасянь-Цзюнь.

Человек, устроивший резню в семидесяти двух городах ордена Жуфэн.

Повелитель человеческого мира.

Тот, кто женился на самой прекрасной женщине в мире, убил своего учителя и свою жену и остался один на вершине мира.

– Ты – Мо Вэйюй, – холодно сказал незнакомец.

Мо Вэйюй.

Его чудовищные преступления не могут быть прощены. Миллионы погибших по его вине не вернуть к жизни.

Мо Вэйюй был обречен остаться непогребенным трупом. На Пике Сышэн его мертвое тело разъяренные люди должны были разорвать на тысячи частей, вырвав глаза из глазниц и сердце из груди.

– Кто ты такой?

Глаза Мо Жаня загорелись алым, ярость мгновенно смела остатки его детской личины. Теперь он снова был свирепым и жестоким демоном, готовым вцепиться в шею человека, стоявшего на другом конце коридора, чтобы разорвать его и вбить обратно в глотку имя, которое он больше не хотел слышать!

Человек поднял скрытую черной перчаткой руку, и в мгновение ока между ними выросла надежно разделившая их ледяная стена.

– Ты больше не можешь призвать свой меч, не так ли? – он неторопливо подошел и остановился в десяти шагах. – Император мира людей... Хотя, может теперь мне и правда лучше звать тебя Мо Жанем. Посмотри, в кого ты превратился?! Это просто нелепо и смешно! Разве когда-нибудь ты был таким достойным человеком? Твое сердце больше не тверже стали, ты стал таким слабым. Следуя за Чу Ваньнином, подавил свою истинную сущность ради брошенных тебе крох одобрения и привязанности. Перерожденный, а, перерожденный, но где же тот человек, которого ты обещал защитить в прошлой жизни?

Мо Жань изменился в лице:

– Ши Мэй! Что ты сделал с Ши Мэем?

Человек не ответил и только усмехнулся:

– Знаешь, почему ты не можешь призвать Бугуй? – его ладонь ласково погладила тяжелое лезвие. – Потому что твоя духовная суть изменилась, и твоя ненависть рассеялась... Перед смертью ты пожалел о том, как прожил свою жизнь, и поклялся, что, если тебе выпадет второй шанс, ты будешь защищать Ши Минцзина и посвятишь эту новую жизнь только ему, – на мгновение два пылающих яростью глаза обожгли ошеломленного юношу. – Мо Жань, ты сдержал слово?

– Я...

– Барьер, отделяющий призрачный мир, скоро снова падет, и то, что случилось в прошлой жизни, повторится. Хочешь опять смотреть, как умирает его тело и душа, снова будешь на коленях молить Чу