Таким его Шон и запомнил на всю жизнь: большой рот со складками на углах, белозубая улыбка, трехдневная небритость на щеках, сдвинутая на затылок фетровая шляпа с широкими опущенными полями, падающие на лоб волосы, загорелое лицо с облупленным носом.

В скале у них за спиной оказалась сквозная трещина. Если бы Саул не наклонился к нему с этим жестом дружеской привязанности, то не подставился бы под пулю.

Снайпер увидел сверху краешек его шляпы над скалой и прицелился точно в щель. В тот момент, когда пальцы Саула коснулись плеча Шона, голова его показалась как раз в просвете щели, и раздался выстрел.

Пуля попала Саулу в правый висок, по диагонали прошила череп и вышла за левым ухом.

Их лица находились дюймах в восемнадцати друг от друга, Шон смотрел Саулу в глаза и улыбался в ответ. Удар пули перекосил лицо Саула, голова его лопнула, как воздушный шарик. Губы вытянулись, и улыбка в одно мгновение превратилась в отвратительную гримасу; Саул дернулся всем телом и свалился набок. Проехав немного вниз по склону, остановился, голова и плечи зарылись в милосердно прикрывшую их жесткую серую траву, растущую здесь между камнями, но туловище продолжало дрожать, и ноги дергались в последних конвульсиях.

Десять бесконечно длинных секунд Шон сидел без движения, сохраняя все то же выражение лица. Он никак не мог поверить в то, что видел своими глазами. Потом лицо его сморщилось.

– Саул! – проговорил он скрипучим голосом. – Саул! – повторил на этот раз громче, резче. До него наконец дошел смысл произошедшего.

Он медленно встал на колени. Тело Саула больше не двигалось. Совсем не двигалось, словно он прилег отдохнуть и уснул.

Шон снова раскрыл рот, но теперь издал совершенно нечленораздельный крик. Так ревет старый буйвол, когда пуля попадает ему прямо в сердце, – именно такой горестный вопль вырвался из груди Шона. Низкий, содрогающийся вой, который долетел до ушей всех укрывшихся вокруг него в скалах, в том числе и буров, засевших на плоской вершине холма.

К телу Саула Шон не притрагивался, даже не пытался. Просто сидел и смотрел на него.

– Нкози, – проговорил Мбежане, потрясенный выражением его лица.

Мундир Шона одеревенел от собственной засохшей крови. Глубокая царапина на щеке распухла и горела, из нее текла бледная жидкость. Но больше всего Мбежане встревожило выражение его глаз.

– Нкози, – повторил Мбежане, пытаясь успокоить его.

Однако Шон не слышал его. Выражение горя ушло, теперь глаза его остекленели безумием. Он яростно напряг плечи, нагнул голову и зарычал, как дикий зверь.

– Бей их! Бей этих подонков!

Вскочив на ноги, он перепрыгнул через скалу и виляющими прыжками, вцепившись в штыковую винтовку, бросился вверх.

– Вперед! – орал он, карабкаясь по склону так быстро, что в него попала всего одна пуля.

Это его не остановило, он быстро перелетел через край холма и с диким ревом стал раздавать удары штыком и прикладом направо и налево.

Четыре сотни его бойцов рванулись вслед за ним и хлынули на площадку. А Шон уже успел оказаться лицом к лицу с Яном Паулем Леру.

На этот раз схватка оказалась неравной. Ян Пауль был изнурен и болен. Перед Шоном теперь находился изможденный скелет. В его винтовке не осталось патронов, он возился, пытаясь втиснуть в магазин новую обойму.

Ян Пауль поднял голову и узнал Шона. Увидел его высокую фигуру, заляпанную кровью. Увидел в его руках винтовку со штыком, горящие безумием глаза.

– Шон! – сказал он и поднял пустую винтовку, чтобы защититься от штыка. Но не смог удержать.

Навалившись всем весом, Шон легко отбросил штыком винтовку Яна Пауля. Стальное лезвие, преодолевая сопротивление плоти, скользнуло в его тело, и Ян Пауль со штыком в груди упал на спину.

– Шон! – крикнул он.

Шон шагнул к нему ближе, рывком вытащил штык. Обеими руками он снова поднял винтовку, изготовившись еще раз вонзить в неприятеля штык.

Они смотрели друг другу в глаза. Волна атакующих британцев хлынула мимо, и они остались одни. Один раненый лежал на траве, другой, тоже раненый, подняв винтовку со штыком, стоял над ним и смотрел безумными глазами.

Побежденный лежал на траве, он воевал и страдал, приносил в жертву жизни тех, кого любил.

Победитель стоял над ним, он воевал и страдал, приносил в жертву жизни тех, кого любил.

Вот такая игра, она называется войной. Победителю награда – земля. Проигравшему штраф – смерть.

– Maak dit klaar![92] Кончай! – тихо проговорил Леру.

Безумие погасло в Шоне, как пламя свечи под резким порывом ветра. Он опустил винтовку, затем уронил ее. Его вдруг охватила слабость – сказывалось ранение, – и он покачнулся. Шон с удивлением посмотрел на свой живот, зажал рану обеими руками и опустился на землю рядом с Яном Паулем.

Бой на плоской вершине холма закончился.

– Мы готовы выступать, сэр, – сказал Экклс.

Он стоял возле двуколки и смотрел на лежащего Шона, за насупленным видом пытаясь скрыть озабоченность.

– Вам здесь удобно? – спросил Экклс.

Шон не обратил на вопрос внимания:

– Экклс, кто отвечает за погребение убитых?

– Смит, сэр.

– Вы сказали ему о Сауле… о капитане Фридмане?

– Да, сэр. Его похоронят отдельно.

Морщась от боли, Шон приподнялся на локте и с минуту смотрел на две группы голых по пояс солдат похоронной команды, копающих братские могилы. За ними виднелись уложенные в ряды тела погибших, завернутые в одеяла. «Прекрасный день, хорошо поработали», – с горечью подумал он.

– Прикажете трогать, сэр? – спросил Экклс.

– Вы передали Смиту мой приказ? Буров похоронить со своими товарищами, наших – со своими.

– Об этом уже позаботились, сэр.

Шон снова лег на подстилку, покрывающую пол двуколки.

– Экклс, будьте добры, пошлите ко мне моего зулуса.

Ожидая прихода Мбежане, Шон пытался не прикасаться к лежащему рядом с ним человеку. Он знал, что Ян Пауль наблюдает за ним.

– Шон… Минхеер, кто прочтет над моими людьми молитву?

– У нас нет капеллана, – ответил Шон, не глядя на него.

– Я бы и сам мог прочесть.

– Генерал Леру, работа будет закончена часа через два, не раньше. Вы ранены, а мой долг – поскорее отправить колонну, где, кстати, есть и другие раненые, в Ференихинг. Мы оставляем здесь похоронную команду… они нас догонят, когда закончат, – проговорил Шон, глядя в небо.

– Минхеер, я требую… – начал Ян Пауль, и тогда Шон сердито повернулся к нему: