Едва увидев его, Койко опустилась на колени, и обе женщины одновременно поклонились. Он обратил внимание, что Сумомо поклонилась безупречно, в точности скопировав изящество Койко, и это тоже ему понравилось. Он не заметил, чтобы долгая езда верхом хоть как-то отразилась на Сумомо. Ёси поклонился в ответ. Кровати из пуховых футонов были уже готовы.

Койко с улыбкой вошла в комнату, и Сумомо закрыла за ней сёдзи.

— Ну, Тора-тян, как вы себя чувствуете? — Голос её звучал нежно, как обычно, прическа была верхом совершенства, как обычно, но, вещь небывалая, она вышла к нему в том же кимоно, что и вчера.

Койко устроилась на подушке напротив, и он с тревогой заметил, как на её лице промелькнула невольная гримаска боли.

— Езда верхом — для тебя это слишком?

— О нет, первые несколько дней всегда бывает немного трудно, но скоро я стану такой же выносливой, как… — Её глаза смеялись. — Как Дому Годзэн.

Он улыбнулся, но в душе понимал, что совершил ошибку. Вчера они проехали три придорожные станции, то же самое сегодня, но ни вчера, ни сегодня они не проехали столько, сколько он хотел бы. Езда верхом отнимала у неё все силы. Я сделал ошибку, которой не должен был делать. Она не произнесет ни слова жалобы и будет держаться до последнего, может быть, даже повредит себе.

Нужно ли мне спешить? Да. Будет ли она в безопасности в паланкине с десятью человеками охраны? Да. Будет ли разумно сокращать на столько число моих телохранителей? Нет. Я мог бы послать сегодня за подкреплением из Эдо, но это будет стоить мне ещё пять или шесть дней. Мой инстинкт подсказывает мне, что нужно спешить. Гайдзины непредсказуемы. Как и Андзё. Как и Огама — разве он не угрожал мне: «Если вы не справитесь с ними, я справлюсь».

— Койко-тян. Давай ляжем. Завтра будет завтра.

Ночью Сумомо лежала под покрывалом на теплых футонах в их внешней комнате, положив одну руку под голову, сонная, но не усталая, и с умиротворением в сердце. Из внутренней комнаты доносилось ровное дыхание Ёси; дыхание Койко было таким легким, что его почти не было слышно. Снаружи дом окружали звуки ночи: лай собаки в отдалении, писк комаров, шум ветра в листве, приглушенные голоса телохранителей, изредка переговаривавшихся друг с другом, стук горшков и сковородок из кухни, где уже начала работать утренняя смена.

Её первый сон был спокойным и глубоким. Два дня постоянного напряжения физических сил, энергичный массаж и свобода наполнили каждую клеточку её тела пульсирующей радостью жизни. К тому же Койко похвалила сегодня её прическу — Тёко перед отъездом показала ей, как укладывать волосы и подкрашивать губы, и это тоже доставило ей удовольствие.

Все получалось лучше, чем она могла даже мечтать. Её ближайшая цель была достигнута. Её приняли в дом. Они направлялись в Эдо. К Хираге. Она оказалась среди ближайшего окружения Ёси и была наготове. Кацумата наставлял её:

— Не поступай необдуманно. Ни при каких обстоятельствах не рискуй собой, если только не будет верного шанса ускользнуть. Находясь рядом с ним, ты имеешь огромную ценность, не лишай нас этого преимущества и не допусти, чтобы на Койко пала тень подозрения.

— Она не будет знать обо мне?

— Только то, что я рассказал ей. То же самое, что известно тебе.

— Тогда она уже вовлечена в этот план, нет? Прошу прощения, я хочу сказать, что, если Ёси примет меня, он сделает это из-за неё.

— Решение будет принимать он, а не она. Нет, Сумомо, она не твоя сообщница. Если бы ей довелось узнать о твоих подлинных связях, особенно о Хираге, она бы помешала нам — ей бы пришлось помешать нам.

— Возможная цель? Пожалуйста, в чем заключается моя главная обязанность?

— Быть готовой. Меч, ожидающий, когда им воспользуются, лучше остывшего трупа.

Меча у меня нет, подумала она. Возможно, мне удалось бы выхватить его у одного из телохранителей, если сделать это внезапно. У меня есть три сюрикена с отравленными остриями в узелке, который я всегда держу под рукой, и, разумеется, при мне всегда мой нож, который я ношу за оби. Более чем достаточно, если действовать неожиданно. И-и-и-и, жизнь — очень странная вещь. Удивительно, что мне больше нравится быть самой по себе и иметь своё собственное задание — это так чуждо нашему привычному образу жизни, где ты всегда часть группы, где все думают как один, соглашаются как один; вся наша культура зиждется на всеобщем согласии. Мне нравилось быть частью отряда сиси, и все же…

И все же, если быть честной — «Всегда будь честной сама с собой, Сумомо-тян, — не уставал повторять ей отец, — таков твой путь в будущее, путь вождя», — если быть честной, мне всегда с трудом удавалось сдерживать стремление вести за собой, даже сиси, и силой воли склонять их на верный путь в поступках и мыслях.

Неужели это моя карма — вести за собой? Или она заключается в том, чтобы умереть, ничего не достигнув, ибо поистине глупа та женщина, которая желает быть вождем в мире Ниппона. Странно это — желать невозможного. Почему я такая, почему не похожа на других женщин? Или причина в том, что у отца никогда не было сыновей и он обращался с нами, своими дочерьми, как с сыновьями, говоря нам, чтобы мы были сильными, не склоняли головы под ударами судьбы и никогда не ведали страха. Он даже позволил мне, вопреки совету матери, последовать за Хирагой и его столь же недостижимой звездой…

Она на мгновение села на футонах и тряхнула волосами, пытаясь очистить разум и прогнать из головы все эти новые, не знающие узды мысли, потом опять легла. Но сон не шел к ней, лишь образы Хираги, Койко, Ёси, Кацуматы и её самой сменяли один другой в её сознании.

Странно получается с Ёси. «Мы должны убить его и сёгуна, — говорил Кацумата из года в год, так много раз, и Хирага тоже, — не из-за них самих, а из-за того, что они олицетворяют. Власть никогда не вернется к императору, пока они живы. Поэтому они должны умереть, особенно Ёси — он тот клей, который не дает развалиться сёгунату. Наш светоч — сонно-дзёи, мы должны принести в жертву все, чтобы достичь его!»

Жаль убивать князя Торанагу. Жаль ещё и потому, что он хороший человек, не злобный и не низкий, не такой, как Андзё, которого я, правда, никогда не видела. Возможно, Андзё тоже добрый человек, и все, что о нем говорят, лишь выдумки завистливых дураков.

За это короткое время я увидела Ёси таким, какой он есть: стремительный в делах и мыслях, добрый, сильный, мудрый и страстный. А Койко? Какая она чудесная, хотя такая грустная, как печально быть такой обреченной.

Помнишь, как она говорила:

— Проклятие нашего Мира состоит в том, что, сколько бы ты ни готовила себя, ни тренировала, ни вооружала решимостью относиться к клиенту просто как к клиенту, наступает время, когда появляется такой, от которого голова твоя становится мягкой, как тело медузы, решимость обращается в пену, а лоно — в огненный шар. Когда такое случается, это пугающе ослепительно ужасно. Ты погибаешь, Сумомо. Если боги благосклонны к тебе, вы умираете вместе. Или ты умираешь одна, когда он уходит, или позволяешь себе жить дальше, только ты все равно уже мертва.