и сам остров, вспыхнули золотым, ничем не омраченным, пламенем. Его жар обволакивающей волной обдал Феликсу лицо и взметнул волосы, настолько он был сильным. Глядя на отражение в озере, маленький никс видел, как стали подниматься и опускаться сверкающие молоты в белых, словно сделанных из чистого мрамора, руках воительниц. Феликсу уже доводилось лицезреть работу кузнецов шалаль в Подзвездном Городе, и это их искусство глубоко запомнилось ему своей гордой статью и мощью. Когда они покоряли сталь, то их молоты были подобны укрощенным молниям, но работа аркаллийских ворожей была не такой. Их молоты напоминали капли росы, что падают в тихую заводь с еле слышным серебристым звоном. Но все же их удары имели невообразимую силу, и с каждым взмахом в стороны разлетались фонтаны искр и крутилось звездное пламя. Феликс слышал, как красивые голоса ворожей нашептывают древние слова, чуть склонившись над наковальней. Со всех сторон их ласкал огонь, который менял свою силу, то утихая, то вновь расползаясь, следуя повиновению голоса королевы Шалунвье.

А затем, спустя некоторое время, в отражении озера возникло еще одно наваждение. В небе, над спящим лесом, словно из нитей теплого солнечного света, выросло исполинское древо. Это была самое великое и самое высокое дерево, которое когда-либо видел Феликс. Древо было выше гор, и доходило, казалось, до самого месяца, дотрагиваясь до мерцающих звезд своими наполненными светом ветвями. В его раскатистой кроне можно было увидеть целые каменные города и неприступные крепости, а люди ходили по лестницам и дорогам, выстроенными прямо в необъятном стволе. Были там и реки, и сады, и леса, которые росли и текли прямо по ветвям и стволу. Древо окутывал святой ореол, и над ним кружил белоснежный филин с огненным нимбом над головой. А на филине, восседая на янтарном троне, сидела еще одна дева, еще более величественная и таинственная, чем Унлаха и Шалунвье. В этот момент все ворожеи, которые стояли вокруг озера, приклонили колени и склонили свои светлые головы. Перед ними явился призрак Хранительницы Древа — царицы из цариц, королевы-воительницы Эль-Лалафэй. Ее красота не затмевала, а наоборот, распространялась и преображало все, что было вокруг нее. Древесные девы стали еще прекраснее, и над их головами засияли звездные ореолы, а их волосы покрылись лунным блеском. Волосы же самой Лалафэй отливали солнечным огнем, и струились длинным шлейфом за ее спиной. То была картина далекого прошлого, когда Лалафэй защищала свои владения, гордо паря над Великим Древом Элун.

Феликс увидел гораздо больше, чем ожидал, и вновь ему все это стало казаться мистическим сном. Мелодия все еще струилась из центра озера, а серебряные молоты продолжали бить по старинным наковальням, и жар все еще доходил до затаивших дыхание зрителей. Феликс и сам не заметил, как поднялся на ноги, все еще глядя на зеркальную поверхность озера. Но наваждение вместе с мелодией стали таять, и вскоре в отражении озера остались лишь девы и королева арлекинов. Ее песня теперь стала более плавной, безмятежной и затухающей, а вместе с ней стало затухать и золотое пламя. Сверкающие молоты ворожей все еще опускались на наковальню, но уже не с такой силой и напором, как раньше. Подул свежий весенний ветер, охладив легким прохладным дуновением околдованное лицо Феликса, приведя его в чувство, словно ему только что плеснули в глаза холодной утренней росой. Этот ветер тоже, казалось, подчинялся песне Шалунвье, легкий, и в тоже время охлаждающий и закаляющий, придающий новые силы.

— Ну как вам королевушка? — раздался за спиной Феликса детский голос Нананиль. — Смотрите только, не ухнитесь в водицу, а то так там и останетесь.

Феликс и правда стоял на самом краю озера, в котором отражались небо и звезды, и казалось, что он вот-вот провалится в бездонную тьму космоса. И как только он сюда добрался? Ворожеи к этому времени уже стали расходиться, а драгоценное пламя в круге камней совсем угасло. Замолкла и королева шалаль, которая теперь просто сидела на одном из старых камней, наблюдая за работой кузнечных мастериц.

— Ради такого зрелища я бы не пожалел и глаза. — наконец ответил Феликс, отворачиваясь от озера. — Но, слава Силестии, что мне его не выкололи, и позволили посмотреть на эту чарующую картину, пусть и в отражении. Наверное, так было даже лучше, ведь мы смогли увидеть то, о чем никто и мечтать не мог. Теперь я точно уверовал в старые сказания по поводу Великого Древа, которые слышал в Подзвездном Городе.

— О, так вы видели его? Великое Древо Элун? — проговорила Приветочка, облокотившись о стол и подперев руками лицо в маске, словно ребенок, который приготовился внимательно слушать интересную историю.

— А вы разве нет? — удивленно спросил Феликс.

— Каждому в эти волшебные мгновения представилось что-то свое. Но вам, по-видимому, повезло больше остальных. Мне вот привиделся самоцветный город, судя по всему, то был Ра-Фазир — царь среди первых городов.

— Я уже слышал это название. — вдруг припомнил Феликс. — Госпожа Унлаха говорила про него, что якобы через этот город шел Гелиос, когда нес небесную табличку.

— Ну, шел-то он через занесенные песком руины. Того города уже давно нет. — ответила Приветочка. — Его упоминание даже в книгах редко встретишь, и то мельком. В старых песнях, разве что, только и можно про него узнать.

— Было бы интересно услышать хоть одну. — мечтательно откинулся на подушки Феликс.

— Так это можно устроить. — сказала Приветочка, и повернувшись к Нананиль, добавила: — Вы позволите вашу бренчалку? Или может быть вы сами сыграете, а я уж подпою.

— Можем и сами. — отозвалась Нананиль, плавно проведя рукой по струнам. — Какую угодно песенку?

— «Про трех принцесс» знаете?

— Еще бы не знать. — оживилась Нананиль, и звякнув своими хрустальными бубенцами на забавном колпаке, выпрямила спину и уже не так беззаботно, как до этого, провела рукой по струнам. Теперь ее тонкие пальцы с большой осторожностью бегали по арфе, наполняя воздух новой, красивой мелодией. Приветочка же устало откинулась на подушки, а затем направила свою маску на небо, где сиял перевернутый месяц, словно пытаясь найти в нем вдохновение. А потом она тихо запела:

За краем земли и неба завесы

В стране, что приходит во снах

Росли три гордых и сильных принцессы

Три ярких, как пламя, цветка.

И первая, что на свет появилась

Несла в своем сердце огонь

Этой силой пред всеми хвалилась

И имя ей было — Ах’мун.

Вторая, что с неба спустилась

Была как луна — непроста

То смеялась, как фея, то злилась

И имя ей было