Джеймс упирается ногами в фотоэлектрическую пленку окна, машет рукой рабочим пчелам, трудящимся на своих местах. Вися на фалах, снова принимается долбить.

В тот первый день, когда пришлось скалывать лед на такой высоте, он едва не скис, едва не взмолился о разрешении на спуск. Только упрямство и гордость не дали ему отказаться от профессии, о которой он мечтал, и от участия в самом грандиозном и фантастическом проекте в истории Чикаго. Упрямство и гордость, да еще, пожалуй, мысли о том, с каким презрением смотрел бы на него отец.

В тот первый день над крышей Уиллис-тауэра он заставил себя целиком сосредоточиться на работе, смотреть только на тросы, мостики и электромагнитные направляющие. Сумел забыть о том, как далеко внизу лежат улицы, сколь огромна окружающая пустота. Не позволял себе думать о том, как сильно дрожат руки – да что там, все тело дрожит.

В тот первый день Ирма, должно быть, почувствовала его пульс или услышала надрыв в голосе. Она была добра; она поддерживала Джеймса. Даже подбадривала.

А вечером, когда Джеймс спустился, Фитц поздравил новичка с почином и вручил бутылку самогона. И Джеймс оторопело смотрел, как тряслась посудина в его руках.

Сейчас он боится совсем другого. Не слишком ли ему уютно трудиться на высоте, превышающей тысячу футов, и добродушно препираться с искусственным интеллектом энергохранилища?

Летом он иногда сидит на мостике, жует сэндвич из солнечного протеина и наблюдает за жителями соседних небоскребов – эти богачи платят не только за возможность видеть разлинованный вертикальными балками фасад Уиллис-тауэра, но и за любование гирями, освещаемыми в темное время суток. Очерченные светодиодами контуры повысили стоимость здешней недвижимости на сотни тысяч долларов.

Ирма расставила камеры наблюдения по всей своей конструкции. Она любит направлять их на окна и рассказывать Джеймсу о том или ином эксгибиционисте.

Какая же они умора, эти «мясные» люди, считает она.

Но сейчас Джеймс, качающийся над Чикаго, вместо того чтобы рассматривать трейдеров энергетической биржи, за полупрозрачными солнечными панелями окон изучающими электронные таблицы на своих мониторах, медленно поворачивается кругом. Там, на юге, Саутсайд и Гайд-парк. Там его дом.

С этой огромной высоты ему видны солнечные панели на всех зданиях. Можно разглядеть улицы, перестроенные его отцом, и солнечные батареи, которые обслуживал он сам: заменял, переставлял, очищал зимой от снега, а летом отмывал от грязи. На этой работе Джеймс узнал о постоянном и переменном токе, о вольтах и ваттах, о кремниевых ячейках и перовскитных элементах…

– Какого черта ты полез в «Объединенную корпорацию Великих озер»? – спросил отец, когда Джеймс сообщил ему о своем новом трудоустройстве.

На кухне, где шел этот разговор, пахло свежеиспеченным кукурузным хлебом с солнечным протеином. Дом был невелик, но уютен – отец переоборудовал старое кирпичное здание, добившись полного самообеспечения электроэнегрией.

– А что такого? – хмыкнул Джеймс. – ОКВО творит настоящие чудеса.

Отец хмуро покачал головой:

– Это теперь она творит чудеса. Теперь, когда мы гоним ее в хвост и в гриву. Теперь, когда половина Саутсайда ушла из-под ее дерьмовой власти. Теперь, когда ей приходится спасать свою задницу. Теперь, когда горожане могут сказать ей «нет». Я отродясь не встречал коммунальщиков, которые заботятся о людях, пока люди не дают понять, что нисколько в них не нуждаются. Только тогда коммунальщики переобуваются в прыжке и заводят песнь о том, как они обожают «зеленую» энергию, как пекутся о незащищенных слоях населения, о платежах граждан и все такое прочее. ОКВО больше не может прятаться за спиной своих адвокатов и лоббистов. Ее уже не спасает монопольное положение. Ты просто не знаешь, что она раньше вытворяла. Просто вырубала свет тем, кто не мог платить. Работающему человеку не хватало денег и на съем квартиры, и на электричество, и на отопление, и на лекарства от давления или астмы. Ему постоянно приходилось в чем-то себе отказывать, а ОКВО было на это наплевать. А теперь она, по-твоему, перевоспиталась? Зато сейчас наш район… – Отец обвел рукой кухонный стол, но этот жест охватывал весь Саутсайд, всю проделанную им работу. – Сейчас наш район может сказать ОКВО «нет». А она, конечно, ищет новые подходы. ОКВО – дьявол. Так и норовит заключить с тобой сделку. – Он тяжело вздохнул. – А теперь и мой сын – мой родной сын – решил продать этому дьяволу душу.

Этот разговор начался, когда Джеймс вернулся домой в спецовке ОКВО. У Летиции, сестры, глаза полезли на лоб, и эта реакция убедила Джеймса в правильности выбора. Он так и не переоделся до прихода отца.

И когда отец вошел в дверь, рассказывая о том, как ему удалось добиться от какой-то «шайки дебилов» согласия на бесплатную поставку им энергии от «Худ-электрик», на курсы по электротехнике для рабочих и льготный проезд для старушек на маршрутках, при виде Джеймса он обмер.

– Так что такое ОКВО?

– Те, кто хочет всем владеть и все контролировать.

Вечная литания. Песнопение. Семейный ритуал.

– И что же делаем мы?

– Помогаем людям обрести власть над их собственной жизнью.

Финальная мантра. Они на стороне ангелов, а ОКВО всегда с дьяволом. И никак иначе.

– И вот ты устроился в… – Отец снова покачал головой. – Ты хоть знаешь, как ОКВО прессовала меня, когда я начинал строить здесь микросети?

– Это было много лет назад! С тех пор она изменилась к лучшему.

– Изменилась к лучшему, потому что научилась устраивать эффектные световые шоу? Потому что спонсирует Всемирную выставку и свой Золотой Пирс? Со всеми этими понтовыми панелями и террариумом?

– А мне нравятся сады на Пирсе, – вмешалась Летиция. – Что плохого в садах?

Отец пронзил ее взглядом, и она подняла руки:

– Удачи, братец. Я ухожу.

– Теперь у ОКВО совсем другая политика, – попытался объяснить Джеймс, но отец не слушал.

Отец основал в чикагском Саутсайде компанию «Худ-электрик» со штаб-квартирой в собственном доме. Он сделал себе имя, поднялся из грязи в князи. Не только повысил качество жизни в районе, но и улучшил его облик. Теперь он проводил экскурсии и мастер-классы. К нему совершали паломничество, у него учились, чтобы применить его опыт в других районах, получить и там открытый им радикальный синергетический эффект. Автономность, образование, продовольственная безопасность, энергобезопасность, общее благосостояние, технологическая связность. Взаимозависимость вместо разрозненности.

– Вы чего кричите? – спросила бабушка, входя в комнату.

– Он продался этим паразитам, этой сволочи… – Отец осекся под ее суровым взглядом. – Устроился в ОКВО.

Бабушка перевела взгляд на Джеймса, и тот приготовился выдержать шквал упреков. Но она лишь мягко произнесла:

– У него теперь есть