Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эмма сказала, что она приедет в Ньюпорт в июне, если вы не станете возражать. Значит, я просто обязана заставить вас сказать «да». Я пущу в ход любое оружие.
Такой стремительной атаки я не ожидал.
— Ноя тогда буду в Вашингтоне, а потом, видимо, отправлюсь в Цинциннати на конвент…
— Вы же не потащите Эмму с собой в Цинциннати? Вы не можете быть столь жестоки. К тому же Вашингтон в июне все равно что Каир в августе.
— Нет, нет. — Вообще-то я рассчитывал, что в следующем месяце Эмму пригласит погостить у себя миссис Астор, пока я с головой окунусь в предвыборные дела. Но на сегодняшний день таинственный розарий помалкивает.
Дениз в таких делах умеет быть деликатной, она хорошо понимает, что меня беспокоит.
— На следующей неделе вы оба возвращаетесь в Нью-Йорк. Почему бы Эмме не остановиться у меня в «Брунсвике»? Вы поедете в Вашингтон, а она останется со мной, пока не определятся ваши дальнейшие планы.
— Если она захочет, то почему бы…
— Она захочет, конечно, захочет! — Дениз просияла от счастья, настояв на своем. Я поискал глазами Эмму, чтобы получить ее согласие. Однако в салоне ее не было.
Дениз увидела, что я озадачен, положила свою руку на мою.
— Эмма с Биллом. В кабинете. — Она показала мне на дверь, обтянутую красным бархатом. — Не волнуйтесь. Мы знаем, что делаем.
— Хотел бы я знать, что вы обе затеяли.
— Ничего страшного, уверяю вас. Не могу дождаться, когда мы вместе окажемся в Ньюпорте! Это будет рай на земле — для меня.
— И для него тоже?
Дениз улыбнулась.
— Должна сказать, мы… Билл и я… у нас все хорошо, как никогда. Не знаю почему. Впрочем, ни одна женщина не понимает своего мужа.
— Думаю, все обстоит как раз наоборот.
Дениз предложила мне заглянуть в кабинет.
— Как бы случайно, конечно. Посмотрите, как вершится заговор.
Несколько озадаченный, я подошел к красной двери, стараясь в тесноте не отдавить кому-нибудь ногу.
За красным занавесом оказался крошечный кабинет, этакий кубик, почти целиком заполненный столом красного дерева, за которым, точно президент корпорации, восседала Эмма; она смотрела на Сэнфорда серьезно, нахмурившись. Он сидел напротив Эммы, спиной ко мне.
— Вы уверены, что это сработает? — В голосе Сэнфорда слышалось сомнение.
— Абсолютно. — Голос Эммы звучал твердо. Затем она подняла глаза, увидела меня и улыбнулась. — Папа, мы создаем президентов. — Сэнфорд вскочил на ноги. Он казался возбужденным. — И кандидатов в президенты, добавила она.
— Ваша дочь хочет, чтобы я занялся политикой.
— Только потому, что сама не имею такой возможности! — Эмма встала. — Это так несправедливо — отстранение женщин. — Говорила она вполне серьезно; к моему удивлению, Эмма заразилась африканской лихорадкой, как Блейн и все прочие.
По дороге в нашу жалкую гостиницу Эмма посвятила меня в детали заговора, который они замыслили с Дениз.
— Сэнфорд знает, что он мне не нравится, а ты его презираешь.
— Это слишком сильно сказано. — Мы говорили долго, уличные пробки задержали нас на целый час. Ночью было светло, как днем, тысячи людей высыпали на улицы. Почти все были пьяны. Праздник.
— Так или иначе, Дениз хочет, чтобы я его очаровала.
— Думаю, ты давно это сделала.
— Ты имеешь в виду цветы? Те чары улетучились, когда мы с Дениз подружились и он почувствовал, что мы его избегаем.
— А сегодня?
— Дениз хочет подготовить его к летнему сезону. Чтобы oh проникся ко мне расположением.
— Я не часто говорю с тобой по-отцовски, Эмма, но ваша заговорщическая деятельность меня пугает.
— Пугает? — В тусклом свете газовых фонарей, освещающих рекламу «ИЛ.Бейкер, знаменитая машина для переработки сахарной кукурузы на выставке Столетия», я не видел ее лица. Эмма перешла на французский. — С какой стати? Конечно, мы с Дениз сумеем держать его в руках. Мне кажется, я была очень убедительна.
— Предложив ему заняться политикой?
— Более того. Я сказала, что он должен работать на Блейна. Я сказала ему, что, если потребуется, я помогу устранить из борьбы сенатора Конклинга.
— Историей с Кейт?
— Да. Она немало мне рассказала на улице Дюфо.
Я был шокирован и не скрыл этого.
— Пайа, — твердо сказала Эмма. — Тебе сенатор Конклинг не нравится. Кейт не моя подруга. А я ничего не могу поделать со своей страстью к Блейну. Так почему же не впутать в это Сэнфорда? Сработает ли это, спросил он. Я ответила, что абсолютно уверена. Вообще-то мне все это безразлично. Важно удалить его из Ньюпорта на июнь, пока я там буду.
— А ты коварна,· Эмма.
На ее лицо упал свет ярких огней летнего театра; она улыбнулась и сжала мне руку.
— Не волнуйся, папа. Твой губернатор Тилден должен побить моего месье Блейна.
— Молю бога, чтоб так было. Конечно, я не думаю, что твой заговор что-нибудь даст в политическом смысле. Не могу себе представить Сэнфорда в роли политического интригана. Но если ты устранишь его из Ньюпорта на то время, пока мы там будем, то прими мои благословения.
Эмма спросила, одобряю ли я ее намерение остановиться в «Брунсвике» у Дениз.
— Я никогда ничего не одобряю и не осуждаю, если это касается тебя. Ты взрослая женщина. Делай как хочешь.
— Это сэкономит наши расходы.
— А он будет там?
— Нет, если уедет к Блейну. Мне кажется, он клюнул.
— Жаль, что ты не можешь заняться политикой.
Эмма засмеялась.
— Я, наверное, была бы такой же идиоткой, как наша императрица.
— А что же Джон?
Ответ последовал мгновенно:
— Он с такой же легкостью сможет навещать меня в «Брунсвике», как и в «Пятой авеню».
— Ив Ньюпорте?
— Дениз пригласит его. «Я буду твоей дуэньей», — сказала она мне. Это удивительная женщина, папа. Нам так повезло.
2
Мой очерк о выставке Столетия наконец закончен и набран. Сделать это было нелегко, потому что Брайант до сих пор остается таким же упрямым редактором, каким был в годы моей юности. Нескончаемые споры относительно отдельных слов, грамматики, юмора; это последнее качество он не слишком жалует, даже в тех случаях, когда распознает.
— Но, Скайлер, конечно же, Клеопатру нельзя назвать самым прекрасным экспонатом выставки. Все кругом говорят, что это безвкусица.
Я воспел поразительную восковую Клеопатру, выполненную в натуральную величину. Популярнейший экспонат изображает знаменитую особу, возлежащую в лодке; на одной восковой руке чучело попугая,