хватало мне тут остаться в компании озлобившихся на почве голода мужчин.

— И мне, — покорно согласился Эдхард. — В двух метрах течет ручей, можете пока напиться и немного отдохнуть. А я сейчас…

Я с любопытством проследила, как волк, взмахнув хвостом, исчез в густой чаще, и тяжело слезла с конской спины. Тело не привыкло столько времени проводить верхом. Каждая мышца ныла и болела, словно ее мяли и выкручивали, как постиранное белье добросовестная прачка.

Я уже успела вытереть и напоить Черныша, напиться сама и даже немного пройтись, разминая онемевшие ноги и ягодицы, когда волк появился на поляне, неся в зубах тушку кролика.

Несчастный зверек обвис в его пасти, длинные ушки свисали до самой травы.

— Держи. Это обед, — брякнул к моим ногам добычу.

Я сглотнула и тупо переспросила.

— Чей?

Легко есть уже приготовленное мясо. Но когда оно вот так, откровенно, представлено в виде того, кто еще несколько минут назад беззаботно скакал по поляне, аппетит невольно пропадает.

— Наш, — облизнулся волк. — Зайца нужно освежевать и запечь.

Я замотала головой.

— Я не могу.

— А я тем более. У меня лапы.

Я опустилась на колени возле пострадавшего зверька. Отчего-то болезненно сжалось горло. Ладонь утонула в длинной пушистой шерстке. Сквозь тонкую кожицу и хрупкие ребра чувствовалось робкое, едва слышное биение испуганного сердечка. Зайчишка был живой, он дышал, и я закусила губу, чтобы волк не увидел, как она дрожит от еле сдерживаемых эмоций.

— Приступай! — прозвучал приказ.

Я медленно подняла голову.

— Не могу… Не умею… — дрожь в голосе скрыть не удалось.

Волк раздраженно дернул ухом.

— Шэнна, это как кролик. Ты же разделывала кролика? Курицу… Утку… Каких животных держали твои родители?

Руки затряслись. И, правда, какая из меня селянка, если я даже курицу зарезать не могу. Вряд ли Эдхард поверит, что я, живя в деревне, ни разу не видела этой стороны сельского быта.

— Н-н-не помню… — опустила взгляд.

С каждым часом я все больше и больше себя выдавала, и ясно понимала, что рано иди поздно король что-то обязательно заподозрит.

— Как не помнишь? — недоумение в голосе было ожидаемым.

Я пожала плечами.

— Головой ударилась и забыла, — начала выдумывать на ходу.

Слышала как-то раз, как шептались между собой сестра Финонелла и сестра Мируника, что одна девочка упала со второго этажа часовни и сильно ударилась. Лежала бедняжка без сознания целых два дня. Ее уже отпевать собрались, а она взяла и проснулась. Только ничего вспомнить не могла, даже имени своего. Сестра Мируника тогда еще сказала, что это демиург отступник приходил к пострадавшей девочке в сны и пытался душу забрать. А сестра Финонелла добавила, что к порядочным девушкам отступник бы не пришел, значит Мира, та самая упавшая, заслужила свое увечье. А потом сестры увидели меня, прячущуюся за лавкой, и выгнали из столовой. Еще и пару затрещин добавили, мол, чтоб не подслушивала. А я разве виновата? Это они забыли, что я наказание в тот день отбывала на кухне и помогала мыть столы в обеденном зале.

— Вспоминай! — внезапно резко приказал король, и я вздрогнула от неожиданности, стряхивая с себя зыбкую паутину видений из прошлой жизни. — Иначе я его сам съем… сырым, а ты останешься без обеда.

Я снова взглянула на зайца. Вроде бы, больше признаков жизни он не подавал, но где-то внутри, в самом сердце чувствовала, как теплится жизнь в этом маленьком тельце. Я не хотела его убивать, не хотела, чтоб и волк его убивал. Едва не плакала от жалости, хоть и понимала, что это все глупости. Не будет этого зайца, будет другой, или утка, или куропатка — без разницы. Хищники тоже хотят кушать. Да и я люблю мясные блюда. Вон с каким удовольствием бульон ела. Но почему-то именно этого зайца было невыносимо жалко. А ведь я вовсе не была такой уж сердобольной, и прекрасно знала принципы существования в дикой природе — либо тебя едят, либо ты ешь…

— Хорошо… — хрипло прошептала.

Осторожно дотронулась до еще теплого тельца. Я честно пыталась себя перебороть, но внутри все протестовало.

— Он живой! — удивленно вскрикнула, отдернув руку.

— Глупости! — насмешливо фыркнули в ответ. Даже Черныш ехидно заржал, заметив мое искреннее изумлением. — Я свернул ему шею, Шэнна. Думаешь, это первый мой заяц.

Волк осклабился, показывая острые белые клыки.

Я снова присмотрелась к будущей жертве. Вот так всегда — кто сильнее, тот сытый, а кто слабый — погибает. И не только среди зверей. Я вон тоже, как этот же заяц, попала в зубы волку и не знаю, как сбежать.

Тело под моими руками едва заметно трепыхнулось. Я снова дернулась.

— Что такое? — желтый волчий взгляд буравил слишком пристально, неприятно…

— Ничего, — буркнула и снова склонилась над тушкой зверька.

— Тогда не тяни! Я голодный. Или тобой пообедать. Кровушки попить… в отместку за то, что со мной такое сотворила…

— Не дождешься, — прошептала себе под нос и внимательно присмотрелась к ушастику. — И зайца этого не дождешься.

Пальцы пробежали по шелковистой шерстке. А за ними будто нити потянулись, вплелись в каждый, даже самый мелкий, сосудик, толкнули застывшую кровь. Я ошеломленно уставилась на свои руки, не до конца понимая что происходит. Заяц дернулся сильнее, холодеющая тушка неожиданно начала медленно теплеть, а маленькое сердечко биться сильнее и сильнее.

Я сглотнула и ошеломленно воззрилась на животинку. Что за чудеса?

Где-то рядом громко треснула ветка, в полуденной тишине звук получился оглушительным и резким. Эдхард вскочил на лапы и уставился вглубь леса. А из пышных кустов на полянку вывалился раскрасневшийся от жары блондин. За плечами у него болтался небольшой мешок, а в руках торчала корявая палка. На пояс парень прицепил короткий меч в старых потертых деревянных ножнах.

Я вытаращилась на незваного гостя, как баран на новые врата. Он-то тут откуда? Неужели тащился за нами от самого лагеря? Пальцы судорожно сжали пушистую заячью шубку. Зверек пронзительно верескнув, рванул из рук, напоследок царапнув меня острыми когтями. И, оставив у меня в качестве трофея пучок шерсти, сиганул в кусты.

— С ума сойти — прошептала я, продолжая стискивать в кулаке серо-коричневый пух.

Эдхард моментально повернулся ко мне и сразу же заметил отсутствие провианта.

— Где заяц? — суровый рык заставил не только меня