Так им удалось отодвинуть в сторону Ватикан и найти способ утверждения легитимности своих имперских начинаний светскими методами.

Тордесильясский договор имел больше политическое значение, чем практическое: он едва ли превосходил по полезности предыдущие папские буллы. Он удовлетворил гордость португальцев, отодвигая демаркационную линию дальше в океан: государства словно бы забрасывали сеть, ожидая необыкновенного улова. Точкой отсчета для проведения демаркационной линии указывались острова Зеленого Мыса, но при этом не говорилось, какой именно остров имеется в виду или откуда, собственно, нужно проводить вычисления. В тексте заявлялось, что линия должна пройти от полюса до полюса в 370 лигах западнее точки отсчета, но даже не говорилось, какие именно лиги имеются в виду, а ведь лиги служили чрезвычайно неточными единицами измерения, их значение было разным в зависимости от местности.

Договор усугубил неясности в трактовке так называемого «антимеридиана» – линии на другом конце Земли, где две пиренейские державы вскоре сойдутся вновь в соперничестве за привлекательные рынки, при этом никаких удовлетворительных способов решить, кому какие острова и порты должны принадлежать, естественно, не было. Предполагалось – в том числе и по мнению Жауме Феррера де Бланеса, космографа с Майорки и почитателя Колумба, – что местонахождение антимеридиана остается открытым вопросом, который будет решен позже. Однако прежде всего Тордесильясский договор сводился на нет совершенно неисполнимыми мечтаниями подписавших его сторон, которые хотели провести линию по зыбкой поверхности моря и с помощью этой линии, местоположение которой было невозможно установить, разделить зоны влияния соперничающих государств[179].

Таким образом, договор решил мало проблем, но поставил много новых. Феррер де Бланес сначала предположил, что авторы договора намеревались провести самые важные измерения по экватору начиная с меридиана одного из островов Зеленого Мыса, но впоследствии пересмотрел свое мнение и предположил, что расстояние должно было измеряться по пятнадцатому градусу северной широты. Как следствие, демаркационная линия, согласно вычислениям самого Феррера де Бланеса, должна была лежать где-то между 18 ° 20́ и 20 ° к западу от точки отсчета[180].

Однако сомнения вызывала даже широта островов Зеленого Мыса. Колумб указывал ее почти в 6 ° к югу от Феррера де Бланеса. А космограф Джанбаттиста Джезио, который в 1580 году анализировал положения договора для Филиппа II, указал, что демаркационную линию можно провести в 54 разных местах без нарушения текста соглашения[181].

Поэтому неудивительно, что испанские и португальские космографы и участники переговоров так и не определили местонахождение Тордесильясской линии. Собственно говоря, требуемые для этого данные оставались неизвестными до 1743 года, когда франко-испанская экспедиция (состоявшаяся в рамках проекта по выявлению того, насколько форма земного шара отличается от идеальной сферы) смогла провести надежные вычисления долготы Гран-Пара в Бразилии[182]. Вскоре после этого новый договор между Испанией и Португалией раз и навсегда отменил Тордесильясский.

Однако последствия этого договора в значительной степени повлияли на судьбу Магеллана. Каким бы ни было будущее переговоров между Испанией и Португалией по поводу специй Молуккских островов, начинаться они все равно должны были с определения антимеридиана. Меньшие размеры Земли подходили Испании. Уменьшив оценку длины окружности планеты, географы могли сдвинуть местонахождение антимеридиана к западу и тем оправдать претензии Испании на объекты ее интереса. В 1524 году три эксперта, подданные Испании, заявили: «Мы должны объявить значение расстояния, которое занимает один градус земного шара, как можно меньшим, поскольку чем меньше оно, тем меньше мир, что служит к большой выгоде наших короля и королевы»[183].

Пока картографы спорили друг с другом, путешественники из Португалии и Испании предпринимали практические усилия по решению вопроса, стремясь попросту первыми захватить Молуккские острова. Какое-то время попытки португальцев казались бесперспективными, поскольку Индийский океан оказался полон препятствий: система муссонов, несмотря на все свои преимущества, сильно ограничивала движение судов, которым нужно было ожидать смены ветра. С 1499 года испанцы постоянно и безуспешно пытались пробиться на запад через Америку. В 1502 году Колумб рыскал вдоль побережья Центральной Америки в поисках пролива и доказательств незначительных размеров мира. На следующий год трое его бывших подчиненных – Веспуччи, Хуан де ла Коса и Висенте Яньес Пинсон – вошли в Испании в состав комиссии, которая настаивала на дальнейших действиях в том же направлении, утверждая, что Молуккские острова должны быть доступны с востока. Через три года состоялось новое совещание, по итогам которого было решено продолжать искать вход в Тихий океан «к западу от Антильских островов и к северу от экватора»[184]. Постоянные неудачи никак не мешали дальнейшим попыткам.

Появление Франсишку Серрана в Тернате могло склонить чашу весов в пользу Португалии, как и появление Молуккских островов на португальских картах – вероятно, скопированных с яванских оригиналов. Однако на деле успехи португальцев только разожгли аппетиты испанцев, и те удвоили усилия. Когда Магеллан в 1513 году вернулся в Португалию, испанцы смогли по суше перейти Панамский перешеек, что усилило их оптимизм, поскольку доказывало, что по крайней мере в некоторых местах Американский континент довольно узок. Когда Магеллан отправился на собственные поиски Молуккских островов, его предшественники добрались как минимум до Ла-Платы, где руководитель самой успешной на тот момент экспедиции погиб – по слухам, был съеден каннибалами. Магеллану необязательно было полагаться на какой-то единственный источник для поисков западного прохода к Молуккским островам. Идеи носились в воздухе. Схожие планы уже вынашивали многие.

3

Траектория предателя

Марокко, португалия и испания, 1514–1519

А если где не примут вас, то, выходя из того города, отрясите и прах от ног ваших во свидетельство на них.

Лк. 9: 5

Пророки, не нашедшие славы в своем отечестве, ищут ее на чужбине. В конце Средневековья и начале Нового времени христиане-европейцы – клирики, художники, поэты, ораторы, ученые, алхимики и потенциальные королевы – активно пересекали границы в поисках лучшей доли, и это практически никогда не воспринималось как предательство. Некоторые амбициозные рыцари и оруженосцы при дворе инфанта Энрике Мореплавателя были родом из Италии, включая тестя Колумба, родившегося в Пьяченце, и венецианца Альвизе де Мосто, оставившего первые описания Гамбии и островов Зеленого Мыса[185]. Колумб оказывал услуги множеству европейских дворов, прежде чем осесть в Испании, а сам был родом из Генуи. Джон Кабот, как его называли в Англии, где он служил, по происхождению был венецианцем. Веспуччи и Верраццано были флорентийцами. Хуан Диас де Солис был известен под этим именем в Испании, а в Португалии его знали как Жуана де Солиса. Он служил обеим коронам; неизвестно даже, в каком королевстве он родился. Португальскую службу он оставил якобы по тем же причинам, что и Магеллан, – чтобы предпринять путешествие к Молуккским островам, лежавшим в сфере влияния Кастилии, но на самом деле просто бежал от правосудия: его