с флотилией, одним из кораблей которой командовал Франсишку Серран. Барруш писал, что миссия «будет хорошо принята, поскольку эти люди опасаются нас»[147]. Однако путешествие преследовали неудачи.

Историки потратили много сил и энергии, пытаясь выяснить, какова была роль Магеллана в этой экспедиции, если он вообще в ней участвовал. Первые летописцы, которые родились еще при жизни Магеллана и порой даже знали его лично, знали или предполагали, что он находился на борту[148]. Сам Абреу говорил, что Магеллан «может рассказать об окрестностях этих островов» (fôra testemunha, e tendo certeza onde aquelas ilhas jaziam), то есть был уверен в его участии в экспедиции[149].

Реконструировать события сложно, так как сведения о них противоречивы. Малайские и яванские штурманы провели экспедицию вдоль северо-восточного берега Явы, по дороге сняв с мели корабль Серрана у Сапуди. Погода была так плоха, что пришлось провести зиму в Гулигули, где оставили корабль Серрана, потому что «он был уже старый» – или, возможно, потому что он пострадал при вытаскивании на берег[150]. В Амбоине они приобрели взамен судна Серрана джонку и нагрузили ее таким количеством мускатного ореха и гвоздики с Молуккских островов, что решили возвращаться в Малакку, не окончив предполагаемого пути, тем более что корабли сильно пострадали от непогоды и нуждались в ремонте.

Бурей джонку Серрана отогнало от остальной флотилии и вынесло на берег Лука-Пино – согласно одному из свидетельств, острова в составе архипелага Тартаругас примерно в 33 лигах (несистемная единица измерения, соответствующая где-то 5–6 километрам) от островов Банда. Другой источник утверждает, что путников забросило аж на остров Минданао. Это вряд ли возможно, но стоит об этом упомянуть в свете последующих событий, поскольку так Серран, а стало быть, и его друг и корреспондент Магеллан могли получить достоверные сведения о Филиппинах – островах, которые, как мы увидим, стали играть главную роль в его планах на будущее и куда его действительно привели амбиции в конце жизни[151].

Без еды и воды потерпевшим крушение мало что светило, особенно когда явились пираты, чтобы разграбить злополучный корабль. Но Серран оказался парнем не промах, захватил пиратский корабль и вернулся на Амбоину, где местные жители немедленно наняли его для борьбы с соседями из Веранулы – своими вековечными врагами. Он сделал многое для победы своих нанимателей, и те построили для него деревянный дом, который он украсил гербом Португалии и распятием. Его репутация, наряду с рекомендацией Нехода, привлекла внимание правителя Тернате Баяна Сируллы (португальцы называли его Кашилом Болеифом). Португальские источники утверждали, что в дело вмешалось пророчество. Услышав, что «с самого дальнего конца мира» прибудут железные люди, властелин «воздел руки вверх, воздавая хвалу Богу за то, что тот до его смерти показал ему этих железных людей, во власти которых находилась безопасность его королевства»[152]. Подобные рассказы нередко встречались в литературе конкистадорского периода: они служили обоснованием вторжения в другие страны и их захвата. Но Серран, судя по всему, действительно вошел в фавор при дворе Тернате, открыл торговлю с Малаккой и предложил построить португальский форт.

Серран прибыл в Тернате в 1512 году и оставался там, вероятно, до 1521 года, то есть до своей смерти. Письма, которые он отправлял в Малакку чиновникам и друзьям, включая Магеллана, не сохранились, но, судя по упоминаниям о них и уцелевшим цитатам, он воспевал острова и советовал португальцам активнее участвовать в производстве гвоздики или по меньшей мере закупать ее непосредственно у поставщиков[153]. Хотя его отчеты значительно преувеличивали привлекательность местности, португальцы в Малакке получили по ним лучшее представление о Молуккских островах. Барруш, возможно, руководствовался именно письмами Серрана, когда вносил поправки в «Географию» Птолемея – составленный во II веке н. э. текст, который до сих пор служил жителям Запада основой для представлений о мире. Птолемей, по словам Барруша, мало знал о землях за Суматрой, но «теперь мы знаем благодаря нашим исследованиям, что эти земли разделены на тысячи островов, которые покрывают большую часть окружности мира… и что в центре этого множества островов лежат те, что мы называем Малуко»[154]. Он указывал, что Молуккские острова находятся в окрестностях экватора или даже за ним. К подобным же данным имел доступ и Магеллан. Вопрос о том, как, когда и что именно он узнал о Молуккских островах, имеет чрезвычайную важность: ответ позволяет понять обстоятельства, при которых ему пришла в голову идея организации экспедиции к данному архипелагу. Однако ответить непросто. Барруш, имевший доступ к копиям писем Серрана, недвусмысленно сообщал, что Магеллан, будучи другом автора, эти письма получал, притом едва ли не в первую очередь. Барруш постоянно и настойчиво подчеркивал, как высоко Магеллан ценил дружбу Серрана «с того времени, как они вместе служили в Индии, особенно при захвате Малакки». С точки зрения португальского двора хуже всего было то, что Серран «стремился вызвать большее восхищение своим поступком, преувеличивая его сложность и перенесенные тяготы и вдвое увеличив расстояние до островов». Серран давал понять читателям, что «он открыл новый мир, который был еще обширней, еще более удаленным, еще богаче, чем тот, что обнаружил адмирал Васко да Гама», «подкрепляя свои утверждения множеством слов и загадок, представляя Молуккские острова чрезвычайно удаленными от Малакки, чтобы еще более возвысить себя в глазах короля Мануэла, как если бы он отправлял свои письма от антиподов или из другого Нового Света»[155]. К тому времени, как историк-гуманист Франсиско Лопес де Гомара в 1552 году составил компендиум истории открытий и завоеваний испанцев, представление о том, что Магеллана привлекли именно письма Серрана, уже укоренились у исследователей. Лопес упоминал «письмо от Франсиско Серрано [sic] с Молуккских островов, куда тот и предлагал Магеллану отправиться, чтобы быстро обогатиться»[156].

Неожиданным выводом из преувеличений в сообщениях Серрана стало представление, будто бы на острова легко добраться из испанских владений в Америке. Ведь чем дальше они от Малакки, тем ближе к Америке, а следовательно, и к Атлантическому океану. В результате «этот же Фернан де Магальяеш получил новые представления, которые приведут его к смерти, а его королевство – к некоторым неудачам»[157]. Иными словами, сознательные искажения в письмах Серрана породили у Магеллана идею добраться до Молуккских островов через Атлантику – разумеется, на испанской службе, то есть после предательства родной страны.

Серран, конечно, многое преувеличил, но подозреваю, что в том же можно упрекнуть и Барруша. Магеллан имел и другие источники информации о Молуккских островах: он общался со многими торговавшими с ним купцами; был знаком с данными Томе Пиреша (уже приведенными выше), которые тот изложил на бумаге в 1512–1515 годах, когда жил в Кочине и Малакке одновременно с Магелланом (последний уехал оттуда в 1513 году); возможно, получал сведения и