– Простите, вы по какому делу? – вмешалась наконец мама, когда я с ужасом смотрела на свои локти, которые были не такими, как требовала гостья.

– Да, простите. У вас – чудесная дочка, – тут же переключилась Эльза. – Я по поводу своих матери и сестры. Меня зовут Эльза. Ваш телефон я нашла в записной книжке. Звонила многим, но только вы ответили. Точнее, ваша дочь. Позволите пройти?

Мама провела ее на кухню, все еще не понимая, о каком деле идет речь. Я пошла следом, и это был первый случай, когда мама не отправила меня в комнату. Эльза села, но тут же подскочила.

– Смотри, какие должны быть локти! – сказала она мне и развела руки в стороны. – Локти, руки – это крылья. Как лебедь стряхивает воду с крыла? Вот так! – Эльза подняла руку-крыло и чуть дернула головой. И я немедленно поверила в то, что ее руки – крылья, а она – лебедь, которая стряхивает воду. – А теперь другой рукой! – Эльза опять чуть дернула подбородком. Рука жила отдельно от всего тела, и да, она была лебедь! Я раскрыла рот и не дышала. Даже мама забыла, что собиралась закурить. – У тебя будет грудь, – продолжала Эльза, – а у меня короткий торс. И что с этим делать? Смотри! Видишь? – Эльза расслабилась и стояла, как все люди, а потом вдруг выпрямилась, выросла на глазах. – Видишь? Поняла меня? У меня уже длинный, пропорциональный торс! То же самое можно сделать и с ногами. Попу вниз! Вниз попу, я сказала! И выросла! Еще! Воооот!

– Давайте поговорим, – прервала ее мама.

Эльза вернулась к действительности не сразу.

– Да, конечно. Спасибо, что ответили, – сказала она и села на табуретку.

Надо ли говорить, что сидела она с такой ровной спиной, как будто у табуретки была невидимая спинка.

– Маша… – Мама указала мне глазами на дверь.

Я вышла, хотя и не хотела. Мне было интересно узнать, что случилось у этой прекрасной женщины, которая может изображать лебединые крылья. Но маму я ослушаться не смела.

* * *

– Эльза развелась с мужем, – продолжила рассказ мама, – и вернулась домой. Захотела увидеть родных. Не стала предупреждать их о приезде. Наверное, боялась. Я ее понимаю. Столько лет прошло… Она ехала, можно сказать, в никуда, как когда-то уезжала в Германию. Или ожидала, что ей не будут рады – ни мать, ни родная сестра.

К ее удивлению, ключи подошли к замкам квартиры. Но дома никого не оказалось. Эльза бродила по пустой квартире, где все было знакомым и в то же время чужим. Чужие чашки на кухне, а кухонный гарнитур – старый, из воспоминаний. Чужая подушка на диване, но диван тоже знакомый – из прошлой жизни. Вся мебель была их, старая, вещи – незнакомые, чужие. В квартире явно кто-то жил – в чайнике на плите оставалась вода, кастрюля сушилась на мойке. Но никаких фотографий, никаких личных вещей. Не квартира, а временное обиталище – одни уехали, другие заехали. Перевалочный пункт. Грязный унитаз и давно не чищенная ванная. Плита со следами сбежавшего молока и бульона. Пыль слоями. Затхлый запах. Эльза присела на диван и приготовилась ждать.

Вечером в квартире появилась парочка – муж с женой. Эльза пыталась объяснить им, что это квартира ее родителей, и она только сегодня приехала, но слушать ее не стали. Женщина бесцеремонно выкинула чемодан Эльзы на лестничную клетку и принялась кричать – они сняли эту квартиру, заплатили за полгода вперед и имеют право здесь жить.

– Покажите документы, – попросила Эльза.

– Вот тебе! – Женщина сунула ей под нос кукиш.

Эльза ожидала всего, готова была увидеть больную мать, сестру, которые нуждались в деньгах, но оказалась не готова к появлению в их квартире чужих людей.

Когда Эльза осматривала дом, она открыла ящик в коридоре под телефоном и достала старую записную книжку и начала звонить по всем номерам, пока не дозвонилась до нас.

– Мне негде жить, – сказала она, – я не могу найти Наташу. Не могу найти маму. Что мне делать? В записной книжке было сказано, что вы – адвокат. Вы можете мне помочь?

* * *

Так в моей маленькой комнатке поселилась тетя Эльза, которая немедленно лишила меня хлеба и колбасы, а также конфет, тортиков и газировки «Буратино». Она поднимала меня в шесть утра. То есть я вынуждена была просыпаться в шесть утра – тетя Эльза делала свой комплекс упражнений. Каждое утро она стояла у подоконника и монотонно, под собственный счет, приседала в плие, чеканила батманы, тянулась, вытягивалась, «прохрустывалась», как она объясняла мне. Поскольку она видела, что я тоже проснулась, гнала меня на растяжку, на змейки, корзиночки, рыбки, лягушки и прочие упражнения.

* * *

– Я пыталась разыскать Наташу или Марка, – продолжала мама, – но ни один телефон не отвечал. Как сгинули. Я уже начала нервничать – чувствовала свою ответственность и была обязана помочь Эльзе.

Предложила ей поехать в Марьину Рощу, наудачу, но она отказалась.

– Не смогу, – сказала она мне, – нужен другой способ узнать. Деньги у меня есть. Я заплачу.

Дело было не в деньгах. У меня уже тоже сердце было неспокойно. Не могли же они просто исчезнуть. Эльзе я не сказала, что ездила в Марьину Рощу. Нечего было рассказывать – дверь никто не открыл. Соседи сказали, что Наташу давно не видели. Я просидела на лавочке перед подъездом целый день – так никто и не появился. Телефон Марка не отвечал. Я начала нервничать уже по-настоящему, поэтому поехала на Ленинский, в квартиру, где жили постояльцы.

Меня встретила женщина. Орала, пихала меня в грудь, но с такими нужно по-другому разговаривать. Жестко. И тогда они начинают бояться собственной тени. Жиличка – она работала маляром на стройке, а ее муж – сварщиком, сказала, что ей сдала квартиру молодая женщина. По низкой цене. И просила выплатить за полгода вперед.

Я потребовала договор аренды и пошла с бумагой в ЖЭК.

Знаешь, мне казалось, что я разбираюсь в людях, чувствую их, понимаю, что они скажут в следующий момент. В случае с Наташей я ошиблась так, как никогда не ошибалась. Или я очень симпатизировала Марку, от которого не ждала подлости. А значит, и от Наташи. Я не знала, как все объяснить Эльзе, и чувствовала себя беспомощной. Понимаешь, я сама подсказала Наташе, что нужно сделать. То есть это была и моя вина, пусть косвенная, но была…

В ЖЭКе мне сказали, что Людмила Ивановна признана недееспособной. Родная дочь, Наталья, отправила ее в дом престарелых, поскольку была матерью-одиночкой и сама нуждалась в средствах – она не могла обеспечить мать нужным уходом и медикаментами. Дали мне и адрес этого дома престарелых – поселок под Тулой. Да, в ЖЭКе знали, что Наташа сдала квартиру, все было оформлено по закону и никаких нареканий со стороны соседей не поступало. О Наташе все отзывались очень хорошо, жалели ее – двое детей, а много ли она заработает в своей библиотеке? Да еще такая беда с матерью – родных не узнает, времена года путает, может газ оставить или утюг включенный. Конечно, ей лучше под присмотром. Ну а что остается?

* * *

– Ты помнишь, как я просила тебя набирать один и тот же номер телефона каждые пять минут? – спросила мама.