– У тебя остались деньги? – спросила я.

– Да. Взять с собой?

– На всякий случай.

Мы с Эльзой поехали в дом престарелых. У меня была только одна мысль – неужели Наташа лично привезла сюда мать и оставила ее? Не здание, а сарай. Грязь непроходимая, холод, вонь. Старики по коридорам еле ходят, ползают. Если Наташа искала место, где ее мать быстро умрет, то она его, несомненно, нашла. А Митя ей в этом помог.

Нас даже никто не спросил – куда мы идем и к кому.

– Людмила Ивановна где лежит? – спросила я нянечку, которая смотрела телевизор и вязала носок.

– А вам чего надо? – рявкнула та. – Главврача сегодня нет.

– Мы ищем женщину. Ее сюда по ошибке поместили, – вступила Эльза.

Нянечка оторвалась от вязания.

– Ну да. По ошибке. Тут все по ошибке. Сама же избавилась от мамаши, а теперь что – совесть замучила? – Нянечка безошибочно выбрала для своих нападок Эльзу.

– Нет, вы не понимаете. Я ее забрать хочу, – заплакала Эльза.

– Че-то я не припомню, чтобы отсюда кого-нибудь забирали. Только на каталажке, – захохотала нянечка.

– Где она? – Я положила на грязный диван деньги.

– В десятой, прямо по коридору. И я вас не видела, – ответила тетка.

Людмила Ивановна лежала на голом, без простыни, матрасе, смотрела в полоток и улыбалась. В палате на шесть мест стоял затхлый запах немытых тел, старости и скисшей еды. Людмила Ивановна сильно похудела – кожа да кости. Колтун в волосах. Ногти грязные. Вместо одежды – казенный драный халат.

Я с ней поздоровалась.

– Олечка, добрый день, – обрадовалась Людмила Ивановна, немедленно меня узнав. – Какими судьбами?

– Как вы себя чувствуете?

– А который час, дорогая?

– Двенадцать. Полдень.

– О, так скоро обед!

– Людмила Ивановна, все хорошо?

– Конечно! Тебя Наташенька прислала? Вот спасибо ей огромное. Как она там? Передай ей, чтобы за меня не волновалась – кормят здесь хорошо, телевизор разрешают смотреть, во дворе гулять. Мне бы только печенья какого-нибудь или вафелек к чаю. Пусть Наташа в следующий раз привезет.

Эльза, которая стояла поодаль, не выдержала и заплакала.

– А кто это с тобой? – спросила Людмила Ивановна.

– Это Эльза. Вы помните?

– Конечно, помню. Зачем ты меня расстраиваешь? Вот если бы у тебя муж так поступил, ты бы тоже помнила! И что ей здесь нужно? – Людмила Ивановна смотрела на дочь с ненавистью. – Что тебе нужно? Мужа моего? Так забирай! Бесстыжая. Явилась и не постеснялась. Зачем приехала? За разводом? Так я его не держу!

– Мама, я твоя дочь, – прошептала Эльза и попыталась взять Людмилу Ивановну за руку.

– Дочь? – Людмила Ивановна всматривалась в ее лицо. – Так ты же немцам продалась! Разве тебя не посадили? Расстрелять тебя надо было, когда ты с фашистами связалась!

– Мама, я хочу тебя забрать.

– Куда? В Германию эту проклятую? Не поеду! Оля, скажи ей! Не поеду я к фашистам!

На крики Людмилы Ивановны – а она уже кричала – вбежала нянечка.

– Помогите! Меня к фашистам хотят забрать! – заголосила Людмила Ивановна.

– Идите отсюда, быстро.

Мы вышли из палаты. Эльза была бледная, под цвет стене в этой богадельне. Мне показалось, что она борется с тошнотой и еще чуть-чуть – упадет в обморок.

– Я ж вас как людей пустила, а вы вон что устроили! – набросилась на нас нянечка.

– Хавальник закрой, или я за себя не ручаюсь, – рявкнула я. – И предупреди главврача, когда его увидишь – я вам не только проверку тут организую. В тюрьму упеку.

– А кто ты такая? – Нянечка оказалась не из пугливых.

Пришлось сунуть ей в нос удостоверение адвоката Московской городской коллегии. Нянька эта ничего не поняла, но среагировала на красную обложку и печати.

– И сейчас же помой все, застели кровать и накорми, – велела я. – И если с ней что-то будет не так… ты меня поняла.

– Все сделаю, что ж вы сразу не сказали, что из инстанции, – заволновалась тетка и изобразила бурную деятельность.

– И еще – купи вафли или печенье.

– А деньги?

– На свои купишь.

Мы вышли из здания. У меня руки тряслись. Эльза вообще выглядела как труп.

– Вытащи ее отсюда, – попросила она и закурила.

– Нам надо вернуться. Сегодня пятница. Поехали домой. В понедельник вернемся и все решим.

– Оставим ее здесь на выходные? – Эльза села на бордюр, ноги ее не держали.

– Поверь мне, даже если я сейчас найду главврача, никто ничего оформлять не будет.

– Я ее убью, – сказала Эльза.

– Кого?

– Наташу. Найду и убью.

– Я ее сама убью. Только давай сначала вытащим отсюда Людмилу Ивановну и выселим жильцов из вашей квартиры. Дай мне два дня. Поехали. Заодно узнаю, кто здесь главврач и нет ли у него других грешков. Эльза, умоляю, два дня. Ты будешь сидеть с Машкой, а я буду работать. От тебя мне нужны только деньги – никто и пальцем не пошевелит в выходные без дополнительного стимула.

– Она меня ненавидит. – Эльза не могла успокоиться. – Столько лет прошло, а она меня даже не узнала. Почему? За что?

– Все, прекрати, возьми себя в руки. Посиди тут на лавочке и дай мне пять минут.

– Что ты хочешь сделать?

– Вернусь, поговорю с этой хабалкой.

Мне нужны были медицинская карта Людмилы Ивановны и ее документы. Я сразу пошла в кабинет главврача и не ошиблась – эта жуткая тетка, которая называлась нянечкой, уже выложила на стол все бумаги и дозванивалась до начальства. Пришлось ее опять припугнуть. Она тут же бросила трубку. Я забрала документы и вышла.

Эльза мерила двор шагами.

– Все, поехали, – сказала ей я.

– Ты знаешь, там растет тринадцать кустов, шесть деревьев, стоят четыре скамейки и обойти двор можно за сто семьдесят пять шагов, – сообщила она.

Видимо, счет был ее спасением. Балерина так успокаивалась.

– От дерева до дерева десять шагов. От скамейки до куста – пять, – продолжала Эльза. Я ее не слушала.

Так тяжело мне не было, наверное, никогда. Нужно было сделать невозможное. За два выходных дня. Я бы ни за что не взялась за такое дело. Но я видела Людмилу Ивановну и видела Эльзу.

Бывают такие дела, что бьешься-бьешься, а результат – ноль. И дело проиграно из-за ерунды – водитель с документами в дороге задержался или судья ушла на больничный. Или вдруг клиенты заявляют, что передумали обращаться в суд. А потом через месяц возвращаются, и можно начинать все сначала. А бывает, что все против тебя, но складывается. То ли это провидение, то ли справедливость, не знаю. Так и не поняла. Вот тот случай как раз из таких – все складывалось помимо меня. Как по нотам.