ей! Ты бы мог стать одним из них? Поклянись! – вдруг пристально взглянул на Абдуррахмана хиндустанец, – Что если ты увидишь солнце вне этих стен, то сделаешься верным слугой Великой Богини!

– Клянусь! – не раздумывая, сказал Абдуррахман

– Вот и хорошо! – удовлетворённо заключил его собеседник, широко улыбнувшись. – Ведь каждый из нас должен передать навыки своего дела кому-нибудь другому перед смертью! А я сразу завидел печать её на твоём челе!

И он рассказал Абдуррахману, как пользоваться румалом, почему нужно убивать без пролития крови, заставил его вызубрить секретные слова, по которым он мог бы отыскать на свободе других её слуг. Вскоре Абдуррахман понял, что служению именно такой госпоже, грозной и милостивой, способной заменить и мать, и сестру, и возлюбленную, он и мечтал посвятить свою жизнь. Что именно её не хватало рядом, когда он терпел унижения от уличных мальчишек, оскорбления отца… Абдуррахман ощутил неподдельное сожаление, в то время, когда его учителя уводили из зиндана прочь, на казнь Он навсегда запомнил слова его молитвы: « Кали! О, мать Кали! Уничтожь моих врагов! Пей их кровь! Рви их железными зубами!»

За убийство девушки Абдуррахману удалось получить помилование – за это он отдал стражникам и судье все свои деньги и прочее имущество. Ну, а те посчитали, что раз он убил без пролития крови, то и к смерти именем султана приговорить его нельзя, а поскольку он оступился впервые, и неизвестно доподлинно, была ли та девушка доброй мусульманкой, то можно и отпустить его на все четыре стороны…

Выйдя на свободу, Абдуррахман при помощи тайных слов, переданных его наставником, отыскал таких же душителей. Он не знал, являлись ли они истинными почитателями Кали, либо были просто разбойниками, использовавшими имя богини для оправдания совершаемых ими убийств и грабежей. Но для него это было не важно, ибо он служил искренне… Ни одно нападение на караван или просто заплутавших на дороге путников не обходилось без него. Но стражники султана напали на след душителей и однажды схватили их всех. Всех, кроме него, Абдуррахмана. Он сбежал, прихватив с собой часть награбленных сокровищ. А ещё длинный, тонкий, кинжал, оставляющий на теле жертвы смертельные раны, но так, чтобы крови проливалось как можно меньше…

Он вернулся в Самарканд богачом, чуть позже его опекун скончался. И Абдуррахман унаследовал всё его имущество. А затем он окончил медресе и со временем, благодаря дружбе с человеком, ставшим визирем Самарканда, сделался городским кадием. Абдуррахман ходил в мечеть и ревностно исполнял, всё предписанное исламом. Но она не давала ему покоя… Он старался забыть, произошедшее с ним в Хиндустане, словно наваждение. Но она являлась к нему по ночам, и иногда он вспоминал о своём прежнем служении, и после убийства этого юнца Даниёра уже не мог остановиться в своём стремлении служить ей! Со временем он понял, что между ним, справедливым и милостивым судьёй и одновременно жестоким убийцей, и ей не так уж много различия! И когда он писал эти письма, то она водила его рукой! Ах, как он хотел сделаться ей хоть на миг! И сейчас это желание привело его туда – откуда он начал свой путь. Он снова стоял перед разъярённой толпой, готовый задушить свою очередную жертву…

7

– Ну, вы, – потребовал он у людей стоящих внизу. – Расступитесь и дайте мне дорогу, дайте мне уйти вместе с ней, иначе я задушу её – продолжил он, распаляясь. – Прежде, вы охотно расступались передо мной, скоты!

Абдуррахаман, ведя перед собой Адолат, у горла которой по-прежнему был тюрбан, превращённый в удавку, двинулся по ступеням помоста, и люди нехотя расступились перед ними. Завидев это, он вновь заговорил насмешливо, бросив победоносный взгляд на купца Рахматулло:

– Я собираюсь уйти с ней во дворец великого визиря, ибо великий визирь мой друг, и он не выдаст меня вам, чёрной кости! А за его доброту, я расплачусь с ним вашей всеми любимой вдовушкой! Да, она станет наложницей во дворце визиря, и ты, бухарец, никогда её больше не увидишь! Тяжело пройти весь путь до конца и убедиться в том, что он был напрасен, верно?! Тяжело в конце пути оступиться?! Как ты, полагаешь, купец?! – торжествующе расхохотался Абдуррахман

Вдруг в воздухе раздался свист, и чей-то метко брошенный нож вонзился ему в ногу. Абдуррахман, охнув от боли, выпустил из рук свою жертву и завалился на бок. Замершие, было, на площади люди устремились к нему и Адолат. Женщина едва успела отползти в сторону, и купец Рахматулло, подбежавший к ней, кричал:

– Дайте ей дышать! Да, снимите же с неё, наконец, кандалы!

Разгневанные люди, тем временем окружили Абдуррахмана, и площадь огласилась злобными криками:

– Умри, сын греха!

– Ты, почтенный кадий, хотел скорого суда по заветам пророка Мухаммеда! Сейчас ты узришь его!

– Бейте, бейте его, мусульмане!

– Ты убил моего сына! Получай же, получай!

– Давайте ражрушим дом кадия и сожжём долговые расписки и признания наших братьев, вырванные под пытками!

–Верно, сжечь дом кадия!

– Сжечь дом убийцы и богохульника!

Купец Рахматулло тем временем пытался оттащить Адолат в сторону, на помощь ему пришли делиец Камал и невесть откуда взявшейся Юнус.

– Что же? Неплохо, мой нож вонзился ему в ногу? – шепнул он своему другу.– Настоящие олуфта учатся такому всю жизнь!

Друзья успели отттащить Адолат подальше и снять с её рук кандалы, когда толпа двинулалсь в сторону дома судьи, и любопытные увидели лежавшего на земле бывшего кадия Абдуррахмана: кто-то вонзил ему в грудь отобранное у стражи копьё; половина бороды его была вырвана; лысая голова, лишённая привычного зелёного тюрбана, разбита. Тот, кого ещё совсем недавно почтительно именовали «светочем ислама», лежал, устремив остекленевший взгляд в небо, но был, ещё жив.

Купец Рахматулло приблизился к нему, наклонился и сказал негромко:

– Отнимая последнюю радость у бедной женщины – её единственную дочь, ты мнил, будто восстанавливаешь равновесие в мире? Такое равновесие мы все именуем злом. Говорил же я, что тебе адский кипяток щербетом покажется, – добавил он тише и пошёл прочь.

8

К нему подбежал Юнус и заговорил торопливо:

– Мы должны немедленно бежать отсюда! Скоро здесь будет множество стражников! Если этот Абдуррахман и в самом деле был другом великого визиря, то тот не простит нам этой расправы!

– Ты прав, Юнус, – кивнул в ответ Рахматулло и обратился к Адолат: – К сожалению, я не исполнил своего обещания, и не купил тебе самого лучшего барана в этом городе на праздник жертвы. Зато