И сама молочно-белая, Бел Бел оценила бы красоту молодой кобылки. Ураган, тот, конечно, счел бы его глупцом.

Долгое время Таура стоял на краю леса и наблюдал, слегка удивляясь, что Золотинка не подает признака того, что знает о его присутствии. Правда, он держался еще бесшумнее, чем прежде, а чувства у Золотинки не так обострены, как у диких лошадей.

Очаг и лампа в хижине не горели, повсюду было тихо. Лошадей как будто никто не сторожил, и они не были стреножены. Все еще опасаясь ловушки он вышел из-за деревьев, радуясь, что луна еще не взошла. Он дошел до ограды, кожу у него покалывало от нервного ожидания, однако ничего не произошло. Гнедой крепко спал.

Таура еще раз окинул забор взглядом и, ощущая весенний прилив сил и подъем духа, почувствовал уверенность в том, что сумеет перепрыгнуть ограду и увести Золотинку. Он попятился, потом как можно тише разбежался и прыгнул.

— Так, а теперь за мной! — приказал он Золотинке.

Гнедой проснулся, испуганно вскрикнул. Из хижины выбежал человек и заорал:

— Попался, голубчик!

— Скорей! — сказал Таура, сделал три шага короткого разбега и взвился в воздух. Колени его слегка ударились о верхнюю перекладину, казалось, что он парит в воздухе. Свистнула веревка, но упала, не долетев до Тауры. Ему казалось, что сердце у него сейчас разорвется от страха и натуги, но он перепрыгнул изгородь. К нему бросился другой человек с веревкой, но Таура бешено шарахнулся в сторону, когда веревка хлестнула его по бедру. Золотинка заржала ему вслед, но все еще оставалась во дворе. Таура заржал в ответ, но она не прыгнула. Он не понял, что человек накинул на нее аркан. Таура поскакал к лесу, заслышав, что люди похватали седла и уздечки. Но дикий жеребец, прекрасно знающий местность, он неминуемо должен был опередить людей, пока они седлали лошадей. Он помчался в сторону Каскадов — сторону, противоположную той, где находился его табун, так как людям естественно было предположить, что именно к табуну он направится.

Таура мчался сквозь ночь, и темнота окутывала его, как занавес. С дерева с криком взлетела белая сова, и жеребец в страхе шарахнулся в сторону. Он слышал, как люди нагоняют его, и свернул в горную лощину, а люди, поняв, что поймать его будет нелегко, вскоре сдались и прекратили погоню. Владелец Золотинки совершенно не желал, чтобы она повредила себе ноги в ночной погоне за брамби, к тому же людям стало ясно, что Золотинка может сыграть роль приманки для Тауры. Так что они решили остаться в хижине еще на одну ночь.

Утром они добавили еще несколько перекладин на низкой стороне изгороди.

Таура осмотрел тропу в Гроггин и понял, что люди не покинули горы. Он также всмотрелся в небо, угадывая приближение скверной погоды и чувствуя, что ее надо ждать в самом скором времени. Когда во второй половине дня люди так и не ушли, он поспешил к своему табуну и отвел его ниже по Крекенбеку, где в случае снегопада было где укрыться. Они еще не достигли лощины, как на вершинах гор завыл ветер и принес с собой колкие хлопья снега. Жеребята испуганно жались к матерям. Таура чувствовал, что отвечает за них, и оставался с ними ввиду надвигающейся метели. Колени у него, ушибленные об изгородь, одеревенели. Ему было приятно остаться со своими кобылами.

Всю ночь напролет валил холодный снег. Люди в хижине Мертвой Лошади потеряли всякую надежду на то, что светлый жеребец снова придет, и беспокоились уже только за своих лошадей. Вьючным лошадям было лучше, чем верховым — в загоне можно было укрыться под деревьями.

Владелец Золотинки особенно волновался. Под навесом около хижины места не оставалось и для одной лошади, все было занято дровами и мешками с солью.

Ночью они решили перевести двух лошадей со двора в загон. Землю уже на несколько дюймов покрывал снег, покрывал деревья и столбы, с мягким стуком валился с веток. Светлая кобылка и гнедой охотно прошли через ворота в загон, под деревья.

Люди пробрались по снегу назад в хижину, стряхнули снежные хлопья с одежды, подбросили дров и огонь и опять улеглись на остаток ночи.

Именно в самые темные, гнетущие предутренние часы, когда метель была в разгаре, появился Таура.

Ему пришлось пройти сначала в сторону двора и убедиться, что он пуст, потом, неслышно ступая по снегу, — прямо к навесу. Но и там никого не оказалось. Он вернулся к изгороди и прошел вдоль нее до самых деревьев. И там услыхал фырканье и шарканье немалого числа лошадей. Он догадался, что Золотинка тоже среди них.

Он вернулся немного назад, пока не дошел до того участка изгороди, где, как ему показалось, он сумеет ее перепрыгнуть. Его беспокоила не столько высота ограды, сколько точное место для прыжка, — в этой пурге было трудно разглядеть что-либо. Он пробежался в сторону загородки и сделал громадный прыжок.

Снег хлестал в глаза, бил по ногам, по груди, животу. Он летел сквозь метель и ждал страшной боли от колючей проволоки, если он неправильно рассчитал расстояние. Но боли не последовало. Приземляясь, он слегка поскользнулся, но тут же испустил глубокий вздох облегчения — он благополучно перепрыгнул!

Таура бежал рысцой вдоль изгороди, пока не достиг леса, там он прокрался между деревьями, тихо переходя от одного ствола к другому, улавливая каждый звук, ощущая холодные прикосновения снега к своей коже. Лошадей темной окраски было видно хорошо, но Золотинку, как и его самого, вьюга сделала невидимой. А ему нужна была только она. Тауре пришлось покружить вокруг сбившихся в кучу лошадей, прежде чем он обнаружил ее: он стояла отдельно под деревом, у самой загородки.

С трудом он наконец разглядел ее, почувствовал, что она напряглась, и понял, что она его увидела. Золотинка стояла совершенно неподвижно.

— А сейчас ты пойдешь со мной — прямо сейчас? — спросил он. — Я прыгну через изгородь и встану, и ты ее сможешь разглядеть. Она не очень высокая, ты ее перепрыгнешь.

Он ощущал, как она вся дрожит от волнения, но не понимал, что она разрывается между желанием пойти с ним и привычкой к послушанию, призывающей ее остаться на месте.

Таура двинулся к ограде, и Золотинка пошла следом. Он подвел ее к изгороди и велел внимательно посмотреть, на какую высоту она должна будет прыгнуть.

На этот раз снег мел Тауре в спину, его почти приподняло ветром над забором, и он пришел в такое возбуждение, что не испытывал никакого страха, ему было все равно — прыгнет он слишком рано, или слишком поздно, или недостаточно высоко. Очутившись на той стороне, он обернулся, встал около изгороди и тихонько заржал. На какой-то миг Таура подумал, что Золотинка не решится прыг путь, но тут, невидимая ему, хотя он и услышал, как она разгоняется, она уже оказалась около изгороди и взвилась в воздух в безумном высоком прыжке. И вот она тоже была по эту сторону — и свободна. Он повел ее через буш.

Таура вел Золотинку сквозь снежный буран. Он испытывал буйный восторг из-за того, что освободил ее, ему хотелось вспрыгнуть на высокий камень и протрубить о своей победе, так чтобы эхо раскатилось в горах. Когда он услыхал вой динго неподалеку, он чуть не заржал в ответ. И он совершенно не понимал, что Золотинка дрожит от страха, слыша вой дикой собаки. Он, не останавливаясь, вел ее к табуну и дошел до него как раз, когда холмы оделись призрачным, просвечивающим сквозь снег ранним утренним светом.