Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такого рода ненависть была отнюдь не той нарочитой враждой, что граничит с любовью, – это был тот вид подлинного соперничества, когда любое неверное слово может послужить поводом для драки не на жизнь, а на смерть. Шэнь Цинцю, следующий принципу «лежачего не бьют», был всё равно что солнце, восходящее на западе, – но чтобы этот самый Шэнь Цинцю его ещё и спас?!
Однако факт был налицо – при одной мысли об этом Лю Цингэ поневоле скривился.
Последним, что он помнил, было мгновение перед тем, как его тренировка вышла из-под контроля, сейчас же его энергия и дыхание вновь пришли в равновесие. Сам он никак не мог выйти из этого состояния отчаянного помешательства и привести поток энергии в порядок – должно быть, ему кто-то помог.
Неужто это и вправду был Шэнь Цинцю?
При одной мысли о подобной возможности на Лю Цингэ накатил приступ тошноты – право слово, уж лучше бы он умер.
Несмотря на то, что с таким трудом спасённый им человек явно питал к нему глубокое отвращение, Шэнь Цинцю был доволен результатом.
Лю Цингэ, который должен был умереть от его руки, теперь по нелепому стечению обстоятельств был обязан ему жизнью.
Быть может, Шэнь Цинцю сумеет с ним подружиться? Тогда, даже если план, согласно которому Ло Бинхэ должен войти в десятку самых лучших и добронравных учеников, провалится, Лю Цингэ сможет заслонить товарища собой хотя бы ненадолго!
И пусть от всего этого немного тянуло холодной расчётливостью, когда на кону стояла его жизнь, Шэнь Цинцю было не до подобных высоких материй.
В пещеру не проникал ни солнечный, ни лунный свет, поэтому Шэнь Цинцю не замечал хода времени. Ему казалось, что он толком не успел ничего сделать, как уже настал срок покидать пещеры Линси.
Шэнь Цинцю сидел на каменной платформе, скрестив ноги. Когда последняя нить духовной энергии закончила циркулировать по органам его тела, он наконец открыл глаза.
После нескольких месяцев углублённых тренировок он мог свободно управлять потоком духовной энергии и к тому же сумел поднять свои основы совершенствования на уровень выше. Это означало, что теперь Шэнь Цинцю полностью контролировал своё тело, не осталось ни малейшего разлада. Даже его взгляд обрёл особое сияние. Иными словами, он порядком отличался от себя прежнего.
Шэнь Цинцю спрыгнул с каменной платформы, обнаружив, что и его тело стало более пластичным, а руки и ноги двигаются с грацией свежего ветерка, исполненные и лёгкости, и силы.
Впрочем, вполне возможно, это были лишь его субъективные ощущения. В конце концов, уйти в подобный затвор было всё равно что прокрутить видео; если бы это был эпизод из сочинения эксперта-Самолёта, который он поскупился наполнить водой, всё завершилось бы за одну-единственную главу.
Перед уходом Шэнь Цинцю подумал, что надо бы окликнуть соседа, и постучал в каменную стену:
– Как ты там, шиди? Твой шисюн выйдет первым.
Его голос эхом разлетелся по просторной пещере – пусть он был не слишком громким, Лю Цингэ, будучи совершенствующимся, наверняка прекрасно всё расслышал.
Разумеется, никакого ответа с его стороны не последовало. Однако Шэнь Цинцю не принял это близко к сердцу: он ведь выразил своё «доброе отношение» к Лю Цингэ – не так ли? – и будет с него. Взметнулся подол, и мужчина будто на крыльях ветра вылетел прямо навстречу назревающей буре.
Прикинув время, он знал, что близится крайне важный для истории эпизод – его можно было счесть первой малой кульминацией сюжета «Пути гордого бессмертного демона».
Провокация демонов, которая повлекла за собой цепь бурных событий.
Именно тогда две главные героини, словно лебеди, вынесенные на берег волной кульминации, выплывают на сцену – и впервые обращают внимание на Ло Бинхэ.
Пещеры Линси были полностью изолированы от окружающего мира, и потому там царили тишина и покой; однако стоило Шэнь Цинцю покинуть их, как он обнаружил, что весь пик Цюндин будто объят пожаром: всюду носятся паникующие ученики, тревожно гудят колокола.
Шэнь Цинцю тут же понял: демоны уже пожаловали!
Выходит, он подоспел как раз вовремя.
Едва завидев Шэнь Цинцю, к нему бросились несколько незнакомых учеников:
– Шибо[61] Шэнь! Шибо Шэнь, наконец-то вы вышли! Тут творятся ужасные дела, демоны пробрались на пик Цюндин и ранили немало наших собратьев!
– Успокойся, – произнёс Шэнь Цинцю, положив руку на плечо одному из них. – Где глава школы?
– Глава школы спустился с хребта по какому-то важному делу, – запричитал ученик А. – Если бы не это, разве демоны посмели бы напасть?!
– Эти демоны воистину подлы! – возмутился ученик Б. – Они не только воспользовались подвернувшейся возможностью, но и разрушили Радужный мост[62], соединяющий двенадцать пиков, а также установили какой-то неведомый барьер, так что теперь мы не можем получить подмогу с других пиков!
Хоть Шэнь Цинцю прекрасно всё это знал, он продолжил расспросы для проформы. Теперь, когда он приобрёл опыт самосовершенствования, прошёлся кулаками по Ло Бинхэ и отпинал Лю Цингэ, он наконец мог сказать, что в этой жизни испытал немало…
– Для паники нет причин, – произнёс он исполненным героического пафоса голосом. – Наша великая, прославленная на весь мир школа Цанцюн из поколения в поколение во множестве рождает героев – с чего бы нам бояться жалкой кучки каких-то демонов?
Тут же почувствовав, что нашли в его лице надёжную опору, ученики потянулись за Шэнь Цинцю, словно вагоны за паровозом. По пути к ним присоединялись всё новые ученики, которые до этого метались, будто безголовые мухи, или вообще не понимали, что происходит. Так эта вереница и продолжала удлиняться, пока они не прибыли к Главному залу пика Цюндин.
Все адепты хребта Цанцюн, которые в это время оказались на пике Цюндин, собрались здесь, чтобы окружить и оттеснить демонов, пробравшихся глубоко в тылы. Там же выстроились в одну линию ученики пика Цинцзин: повинуясь воле сюжета, они «по счастливому стечению обстоятельств» как раз прибыли на пик Цюндин, чтобы встретить выходящего из затвора учителя. В их шеренге Шэнь Цинцю тут же отыскал взглядом Ло Бинхэ – тот стоял в центре, благоговейно глядя на учителя.
За то время, что Шэнь Цинцю его не видел, мальчик успел порядком вытянуться, гибкостью и изяществом походя на побег молодого бамбука, а его прелестное по-детски округлое