Мика, досконально знавший все, что касалось процесса варки сиропа, впадал в полный ступор, как только дело доходило до компьютера. А вот Хизер нет. Жесткий диск, память, материнская плата — словечки эти легко слетали у нее с языка. С компьютером она управлялась так же ловко, как с кастрюлями. При мысли о том, что в бизнесе, которым он занимался, без этого шагу ступить нельзя, повергло Мику в состояние, близкое к панике. Если Хизер не вернется в самое ближайшее время, ему конец.

Мика вошел обратно в дом, но и там тоже все напоминало о Хизер. Блестящие сковородки свисали с потолка — когда-то он сам сделал эту сушку по ее просьбе. Вдоль подоконника выстроились горшочки с душистыми травками. Диван был покрыт покрывалом, вышитым ее руками. Возле швейной машинки, аккуратно свернутое, лежало еще не дошитое платье одной из его дочек.

Не в силах смотреть на это, Мика выключил свет и поднялся в спальню. Сидя в темноте, он почувствовал, что как будто застыл, но холод был тут ни при чем. Благодаря печке, гнавшей теплый воздух по всему дому, было тепло.

Этой печки не было, когда он встретил Хизер. Вместо нее была обычная воздуходувка, которую он подсоединил к дровяной плите. Работала она вполне прилично — естественно, когда топилась плита. Эта самая плита и стала камнем преткновения между Марси и им. Марси никак не могла смириться с тем, что она должна день-деньской крутиться в доме исключительно для того, чтобы не дать ей погаснуть, хотя у нее имеется муж, который все время толчется неподалеку. И тут она была совершенно права — он действительно постоянно крутился возле дома. Даже если ему требовалось съездить в город по делам, к ужину он возвращался непременно. А во время сезона, когда варился сироп, Мика вообще почти не отлучался из дома.

У него, естественно, находились и контраргументы. Марси была крепкой и сильной женщиной, к тому же речь вовсе не шла о том, чтобы она валила лес или рубила дрова. Даже поленья в дом Мика носил сам. Все, о чем он ее просил, это вовремя подбросить пару полешков в плиту.

Только когда ее не стало, он понял, что так раздражало его все это время: Мика никак не мог взять в толк, почему жена стремится как можно меньше бывать дома. Даже рождение девочек не смогло превратить ее в домоседку. Она запихивала их в машину и отправлялась в город повидать подруг, прошвырнуться по магазинам или что-нибудь еще. Марси обладала поистине кипучей энергией, и вначале ему это даже нравилось. Впервые увидев свет на Ридже и прожив там всю свою жизнь, она была словно светлячок, который никогда не знает покоя. Поначалу Мика пытался следовать за ней, но потом, убедившись, что ему это не по силам, смирился. К тому же по натуре он был из тех, кто с трудом меняет свои привычки.

Унаследовав сахароварню после смерти отца, он впрягся в работу. Сезон варки сиропа был короток, в это время каждая минута была на вес золота. А когда он подходил к концу, когда собранный им драгоценный сироп, разлитый по банкам и контейнерам, отправлялся в магазины и лавки Новой Англии, которые торговали им весь год, Мике приходилось хвататься за любую работу, чтобы заработать на жизнь. И кипучая энергия являлась в его глазах непозволительной роскошью, которую он просто не мог себе позволить.

Эта самая энергия и убила Марси. Она гнала машину по обледеневшей дороге — как всегда спешила куда-то…

Хизер со своим негромким, ровным голосом, ясными серебристыми глазами и здравым смыслом оказалась полной ее противоположностью. Она любила сидеть дома. Любила варить сахарный сироп. И любила его девочек. Она была для них куда лучшим примером, чем их собственная мать. Пока они оставались с Хизер, душа его была спокойна — и так почему-то было всегда, с самого первого дня.

За дверью послышался неясный шорох. Мика обернулся и заметил Стар, бесшумно проскользнувшую в спальню. Она ничего не сказала, просто обняла отца и крепко прижалась к нему.

Поглаживая шершавой ладонью ее волосы, Мика почувствовал в горле комок. Стар была прелестным ребенком с на редкость чуткой душой. Ему не было нужды спрашивать, почему она не спит…

* * *

Спал Гриффин отвратительно — ему было холодно и ему было больно. Брошенные на пол одеяла не могли заменить нормальную человеческую постель. Но если бы в доме даже стояла тропическая жара, Гриффин вряд ли бы смог воспользоваться кроватью, что стояла в спальне. Его рост был пять футов и десять дюймов[2], он был ни толстым, ни слишком худым, а вот брат Чарли, похоже, был ростом с сидящую собаку, и к тому же Гриффин готов был голову дать на отсечение, что на этой кровати с ним не спала ни одна женщина, поскольку тут едва хватало места и на одного. Да и в самом доме не чувствовалось присутствия женщины. Все тут было добротным, основательным, но каким-то уж очень примитивным. Впрочем, вполне в духе человека, которому пришло в голову выстроить себе дом посреди озера.

Гриффин вновь провалился в дремоту и проснулся часа через два. Ветер немного утих, он уже не выл за окном, как голодный зверь, а тоненько, жалобно поскуливал, швыряя в окно ледяной крупой. Неплохо было бы сходить в туалет, но никакая нужда не заставила бы его сейчас выбраться из дома. Подавив в себе это желание, Гриффин попытался снова уснуть. Как ни странно, это ему удалось.

Потом он снова проснулся и подбросил в плиту дров. Приоткрыв занавески, Гриффин обнаружил, что мир вокруг него погружен в густой туман. Какое-то подобие видимости сохранялось только в радиусе нескольких футов от дома.

Чувствуя себя неуютно, он вернулся к печке. Ботинки до сих пор не просохли. Расшнуровав их и поставив поближе к печке, он водрузил котелок на огонь, собираясь сварить кофе. Дождавшись, когда он закипит, Гриффин принялся прихлебывать обжигающую жидкость, попутно разбив пару яиц и вылив их в тяжелую чугунную сковородку. Потом, переминаясь с ноги на ногу, съел их прямо со сковородки, стоя. Больше делать было нечего. Убедившись, что терпеть больше нет сил, Гриффин, чертыхаясь, всунул ноги в ботинки, выбрался на крыльцо и кинулся к ближайшему дереву.

Охватившее его облегчение было настолько сильным, что он даже не почувствовал холода. Испустив шумный вздох, Гриффин задрал вверх голову и с улыбкой подставил лицо ледяному ветру, упиваясь восхитительным чувством освобождения. Закончив, он уже не спеша направился к дому, мимоходом бросив взгляд на озеро. Туман потихоньку рассеивался, стало заметно светлее.

Облака прямо на глазах поднимались вверх. Наконец, они истончились настолько, что слабые лучи солнца смогли пробиться сквозь них, и снег сразу вспыхнул и засиял разноцветными огнями, но вовсе не это зрелище заставило Гриффина задохнуться от удивления. Звук, несшийся откуда-то из поднебесья, казалось, не принадлежал этому миру. Гриффин не сразу узнал призывный клич гагар, хотя ему случалось уже слышать его в октябре. Сейчас птиц не было видно, из чего он сделал вывод, что они держатся где-то, где еще остались полыньи.

Гриффин на мгновение забыл обо всем. Он смотрел, как редеет туман и берег озера словно приближается к нему. Он даже смог разглядеть оставленный там грузовик. Чуть дальше из тумана выплыл небольшой коттедж, затем, чуть повыше, другой, потом еще один и еще. Послышался неясный клекот работающего двигателя.