амнистия коснулась лишь заключенных со сроком до трех лет.

С 1946-го органы министерства государственной безопасности (МГБ) начали арестовывать демобилизованных солдат, которые после вынужденного сотрудничества с немцами переходили к партизанам, вступали в Красную армию и сражались в ее рядах до окончательной победы. Многие из них имели награды, ранения и были убеждены, что полностью искупили свою вину. В МГБ считали иначе. Для усиления обвинения следователи нередко прибегали к фальсификациям, превращая на бумаге в полицаев-душегубов обычных граждан, назначенных немцами помимо их воли бригадирами, десятскими, председателями уличных комитетов, управдомами и тому подобных.

Вскоре Инну перевели в другой лагерь, где после изучения ее дела и беседы с ней, начальник лагеря назначил ее на работу в больницу. После тяжелых земляных работ, здесь был рай. Да и условия проживания были лучше, не говоря уже о питании. Вместо нар она теперь спала на кровати с матрацем. Врач, работавший в лазарете, был старым пьющим фельдшером, причем по пьянке, забывший все, чему его учили когда — то. Кроме йода, зеленки и простейших таблеток ничего не применял и потому других медикаментов не заказывал, а больных, которые могли хоть как-то ходить тут же отправлял в лагерь на работу. Но вскоре больницу возглавил настоящий врач, тоже из числа заключенных, которому смягчив приговор, разрешили жить до конца срока на поселении и работать в лагерной больнице. Он сразу поменял порядок, и в больнице стали появляться хоть какие-то лекарства и другие медикаменты. Инна стала его главным помощником. Узнав о том, что она не может написать родным, он через знакомых переслал ее письмо, из которого они узнали, что она жива и находится в заключении в лагере.

Еще раньше Федор уехал с братом Инны в Москву на реабилитацию, чтобы оттуда отправиться на фронт, но вскоре война закончилась. Федор разыскивал Инну. Он работал теперь на аэродроме, обслуживая малую авиацию. После многих запросов пришло сообщение из части, что она пропала без вести при невыясненных обстоятельствах. И наконец, через год пришло письмо, что Инна отбывает срок в лагере. Антонина Ивановна от известия слегла. Она не верила, что Инна могла сделать что-то плохое и получить такое наказание. Родители пытались навести справки о дочери, но везде получали отказ.

Маховик сталинских репрессий прошелся по всей стране. Амнистия в связи со смертью Сталина не освободила заключенных из лагерей и не позволила вернуться к нормальной жизни. Реабилитация вчерашних осужденных затянулась на десятилетия.

Те, кто не попал под амнистию, буквально заваливали прокуратуру жалобами. Теперь в лагеря привозили газеты, благодаря чему новости о ходе амнистии доходили еще быстрее. Начались изменения и внутри лагерной системы. Сняли решетки с окон, не закрывали на ночь двери. После пересмотра дела Инне смягчили статью, перевели на поселение и разрешили переписку. До окончания срока оставалось еще долгих пять лет. В интересах производства заключенные лагерей переводились в колонию-поселение, на положение вольнонаемных рабочих на не отбытый срок — «с правом вызова семьи для совместного проживания». Узнав об этом, Федор тут же поехал в лагерь, чтобы встретиться с Инной. Их встреча стала волнующим потрясением для обоих. Придя вечером с работы, Инна зашла в комнату и остановилась от неожиданности. К горлу подступил комок, ноги ослабли, она хотела сесть на табурет, но Федор подхватил ее, такой же сильный, надежный, статный, только с серебром на висках. Она уткнулась ему в грудь, ее плечи затряслись, тоненькая, слабая и постаревшая в свои двадцать пять лет, женщина. Она долго не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, смущаясь своего вида, твердя одно и то же: «Ты жив, жив… а я не знала столько лет… но всегда помнила…»

— И я всегда знал, что ты жива и ни на миг не забывал… Нет у меня дороже тебя, ты моя жизнь, любовь и судьба. Ты моё счастье, радость и боль, — целуя Инну, шептал Федор.

Немного успокоившись, они рассказали друг другу то, что с ними произошло, и что пережили. Инна не могла согласиться с решением Федора, остаться здесь, до конца ее срока.

— Зачем? Ты не представляешь, что значит жить здесь. Ты должен уехать, не надо связывать свою судьбу со мной. Я не знаю, что будет, и как я буду жить.-

— Мы будем вместе до конца жизни, и как в сказке умрем в один день. Я ни за что никуда не отпущу тебя, я буду с тобой, где бы ты не была — настойчиво уговаривал ее Федор.

Федор устроился шофером на самосвал, а через год смерть Сталина принесла освобождение. Инна вышла по амнистии. Они уехали в тихий подмосковный город и прожили там всю оставшуюся жизнь, и умерли в один день.

МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ

— Лидок, внуча, коленками топчи, топчи, посильнее, — говорила пожилая женщина, лежа на полу большой горницы, хрупкой девочке лет пяти. Та, ходила по ее спине на коленках, пытаясь размять старые позвонки своей бабушки. Пройдясь по всему позвоночнику, она слезла на пол и легла рядом.

— Ну что, Ба, тебе легче? Теперь можешь в лес пойти за малиной? –

Женщина повернулась и тоже легла на спину, рядом с внучкой. В избе пахло свежеиспеченным хлебом и чистыми, натертыми до бела речным песком, полами, застланными, связанными из разных тряпиц, красочными половиками.

— Конечно легче, твои острые коленки прямо до пупа достали, -

Поднимаясь с пола, кряхтела бабушка.

— Баба Аня! Баба Аня! — с громким криком влетела в избу соседская девочка, лет десяти.

— Ну что кричишь, как оглашенная, что стряслось-то? -

— Война! По радио объявили в сельсовете! Что теперь будет-то, Баба Аня!

Лида, не понимая еще, что случилось, испуганно смотрела то на девочку, то на бабушку, ожидая, что бабушка все разъяснит и вех успокоит. Но бабушка села на сундук и закачала головой:

— А это- правда, не ошибка какая, может вражеская пропаганда?-

— Да сам Левитан с утра говорит, уже в сельсовете демобилизация идет –

подтвердила девочка.

— Баба, а кто такая война, а папа с мамой за мной приедут? — заплакала Лида.

— На все воля Божья! Спаси и Помилуй нас, Господи! — перекрестившись, Бабушка пошла в красный