Летягин постучал в калитку нужного двора.

– Кого несет? – раздался грубый голос из-за забора.

– Ты есть открывай дольче зольдат! – Летягин коверкал русский язык, чтобы было сразу и слышно, и понятно – хозяева пришли.

– Один момент! – Голос полицая сразу изменился и стал заискивающим.

Распахнулась калитка, и перед разведчиками открылось уморительное зрелище: перед ними стоял мужик в кальсонах, нательной рубахе и сапогах. В руках он держал трехлинейку – немцы вооружали полицаев трофейным русским оружием.

Увидев перед собой немецких солдат, полицай сразу опустил винтовку и принял стойку «смирно»:

– В деревне Осиновка происшествий нет!

– Зер гут! Нам нужен авто до Чаус.

– Никак невозможно, господин солдат! Нет в деревне машин.

– Немецкий зольдат деревня есть?

– Нет, господин солдат. Что им в нашем захолустье делать?

– Зер шлехт! Плехо! Лошадь давай, повозка! Но! – Летягин вытянул вперед руки – вроде как за поводья держится.

– Это можно. Завсегда рад помочь доблестной немецкой армии, – и полицай ушел на задний двор.

Разведчики уселись на лавку у ворот, и старшина вытащил из нагрудного кармана губную гармошку. Игорь удивился – где он ее только взял?

Зазвучала мелодия и оборвалась. Старшина оторвался от гармошки и шепнул Игорю на ухо:

– Лили Марлен. Очень фрицы ее любят.

А Игорь сидел и раздумывал: для полицая может показаться подозрительным – откуда это в деревне, да еще ранним утром, появились два немца? Если полицай деревенский, то это не значит, что он тупой, у деревенских мужиков хитрости и смекалки хватает. Он уже хотел поделиться опасениями со старшиной, но тут раздался стук копыт, ворота отворились, и полицай вывел под уздцы лошадь, впряженную в телегу.

– Мигом довезу, господа немцы, сидайте.

Отдохнувшая лошадь тянуло телегу бодро.

Когда они уже изрядно отъехали, Игорь попросил полицая остановиться.

– Туалет! – объявил он.

Полицай достал сложенную гармошкой газету, кисет с табаком и начал скручивать «самокрутку».

Игорь толкнул старшину локтем, и оба отошли к кустам.

– Чего тебе? – прошипел Летягин.

– Не нравится мне этот полицай!

– Что он, девка красная, что ли, чтобы нравиться тебе?

Игорь поделился своими опасениями.

– Не исключено, – посуровел старшина.

– Может, убрать его, когда к перекрестку подъезжать станем?

– В деревне видели, что он с немцами уехал.

– И что из этого следует? В лучшем случае вечером хватятся, а к немцам утром побегут.

– Надо узнать, есть ли у него семья?

– Есть, детские вещи на веревке болтались.

– Ладно, пусть пока живет, – решил Летягин. – Для нас сейчас главное – проехать первый мост. Едем, время идет.

Они вернулись к телеге. Ехать тряско и медленно, но все лучше, чем идти пешком.

Старшина пиликал на губной гармошке. Игоря это раздражало – уж больно визгливыми были извлекаемые старшиной звуки. Да и на мелодию они мало походили.

Через час полицай остановил подводу.

– Упряжь поправить надо, ослабла, – ни к кому не обращаясь, сказал он.

Спрыгнув с лошади, полицай подошел к телеге, подтянул подпругу – и вдруг сорвал с плеча трехлинейку и передернул затвор:

– А ну – хенде хох! Или вы по-русски не хуже меня говорите?

Летягин выхватил из ножен нож и, пригнувшись, метнул его в полицейского. В этот момент грянул винтовочный выстрел.

Игорю полицай не был виден из-за лошади, и он не понял – попал старшина в него или нет. Соскочив с телеги, он выхватил из кобуры пистолет.

– Володя, ты цел?

– Тьфу, сука! По-моему, он в ранец мне попал. Да спрячь пистолет, полицай уже готов. Собаке собачья смерть.

Игорь обошел подводу и увидел лежащего навзничь полицейского – нож по рукоять вошел в грудь изменника Родины.

Старшина спрыгнул с телеги, скинул ранец, откинул клапан и вытащил мешок с рацией.

– Фу, цела! А в ранце дырка!

Старшина сунул в пробоину палец:

– Сволочь! Пять сантиметров выше – и он бы в спину мне угодил! А пять сантиметров ниже – в рацию… Можно сказать – повезло.

Летягин уложил рацию в ранец и подошел к убитому. Выдернув нож из его тела, он обтер клинок о пиджак полицая. Если бы не белая повязка на левом рукаве с надписью «Полиция», то его вполне можно было бы принять за селянина.

– Так, берем эту падаль и тащим подальше от дороги – вон в те кусты.

Они взяли убитого за руки и отволокли в кусты – со стороны дороги труп не было видно. Понятно, что он завоняет уже на третий день, но их к этому времени уже и след простынет.

– Винтовочку туда же закинь…

Илья забросил трехлинейку в кусты.

– Что делать будем?

Судя по пройденному расстоянию, до Чаус осталось несколько километров.

– Разворачивай лошадь назад – она сама дорогу к дому найдет. Не привязывать же ее к дереву – жалко животину…

Игорь развернул лошадь с телегой и шлепнул ее ладонью по крупу. Та неспешно побрела назад.

С расстоянием Володя немного просчитался – только через полчаса быстрого хода показалась небольшая река, мост через нее и застава.

Когда они подошли поближе, то разглядели троих полицейских и одного немца. Полицейские проверяли прохожих и подводы, немец же, сидя на чурбане, только наблюдал за их действиями. Увидев соплеменников, он встал, застегнул верхнюю пуговицу на мундире и, когда разведчики ступили на мост, поднял руку:

– Хальт! Аусвайс!

Шаг разведчики не ускорили, шли лениво. На ходу, не торопясь, достали из нагрудных карманов солдатские книжки.

Патрульный был из фольксдойче, а проще говоря – немец из аннексированных Германией земель, может – Австрии, может – Силезии или Судет. Потому как у настоящего немца на фельдфебельских петлицах должен быть уголок серебристого цвета.

– Приятель, ты откуда? – спросил его Игорь.

Полицейские, не скрывая своего удивления, пялились на немцев. Рожи у полицаев пропитые, пальцы в лагерных наколках – наверняка из уголовников.

– Какой я тебе приятель? – буркнул патрульный.

Обычно фольксдойче службу несли ревностнее, чем истинные арийцы, – доверие фюрера надо оправдать.

– Куда идем? – продолжал патрульный.

– В Могилев, для выполнения задания командования.