Стрюков забрал доставленный пакет, и разведчиков развели по разным комнатам.

Игорь уложился в два листа бумаги.

– Уже? Проводите. – Подполковник даже не прочитал рапорт.

Игоря заперли в камере, под охраной. Он терялся в догадках – что они сделали не так?

В камеру принесли обед, затем ужин, выводили оправиться, и все это время он был в немецкой форме. В разведотделе немецкой формой никого не удивишь, но когда Игоря выводили в туалет, он видел, с какой ненавистью смотрели на него бойцы охраны штаба. Дай им приказ – шлепнули бы не раздумывая, только в чем его вина? Или с Летягиным поступили так же?

Когда наступил вечер второго дня, Игоря привели в кабинет Стрюкова. Через пару минут туда же ввели старшину.

– Ну, орлы, все сложилось. В рапортах расхождений нет, на фотопленке документы важные. А главное – наш агент вышел на связь, контакт подтвердил. Так что свободны.

Игорь даже растерялся – он ожидал по прибытии хотя бы благодарности. Все же задание было непростым, так далеко во вражеский тыл не забирался ни он, ни старшина. А вместо этого – камера, проверка… Ни хрена себе служба! Подозрительность и секретность были развиты чрезвычайно и с перебором.

Но теперь им предоставили неделю отдыха.

За время рейда парни сблизились. В разведке очень важно, когда один понимает другого с полуслова, с полувзгляда, и когда они остались одни, старшина поинтересовался:

– Признайся, сдрейфил, когда в камере закрыли?

– Было. Главное, не понял, за что.

– О, было бы за что – вообще бы к стенке поставили. В разведке рубль вход, два – выход, и теперь, даже если очень сильно захочешь, из разведки тебя никто не переведет в пехоту или, скажем, в артиллерию. Ты – носитель секретов. Агента в лицо видел? Видел! Тайна должна умереть вместе с тобой.

– Круто!

– На том разведка держится.

– Ну да, – пробормотал Игорь, – бей своих, чтобы чужие боялись.

Старшина засмеялся:

– А ты думал – тебе медаль на грудь повесят? Если бы мне за каждый поиск да за взятых мною «языков» по медали давали, у меня бы уже иконостас на груди был.

– Нет, на медаль я не рассчитывал. А вот на простое человеческое спасибо…

– Не дождешься, это я тебе точно говорю.

В руководстве решили, что группа сложилась, и пополнили ее радистом – молодым веснушчатым пареньком, выпускником радиошколы. Повоевать он еще не успел и на разведчиков смотрел с уважением.

Наступил день, когда разведчикам вручили карту Белоруссии и города Минска.

– Изучайте! Чтобы город как свои пять пальцев знали, лично проверю, – приказал Стрюков.

– Есть.

Когда засели изучать, старшина сказал:

– Говорят, от Минска мало что осталось, одни развалины.

– Думаю, врут, – откликнулся Игорь. – Немцы город быстро взяли, почти и не бомбили – иначе зачем карту учить?

– Чует мое сердце – забросят нас в Минск. Только с каким заданием?

– Подполковник скажет. Учим карту.

Они зубрили названия улиц, перепроверяя друг друга, поскольку понимали – явно готовилась заброска их группы в Минск. А зачем, с какой целью – скажут перед вылетом. Пешком по вражеским тылам такое расстояние не пройти, нужна более серьезная подготовка. И если Летягин – а в особенности Игорь – владели немецким языком, то радист знал из него всего несколько слов, и Игорь в душе опасался, что группа из-за него засыпется.

Начали подбирать форму и документы. Игорь взял себе ту, в которой уже ходил в немецкий тыл, а когда увидел радиста, обомлел. Начальство выкрутилось – парня одели во власовскую форму. Собственно, она была обычной армейской, цвета фельдграу, только на левом рукаве была нашивка «РОА». А вот рацию должен был нести в ранце старшина – немцы не очень доверяли власовцам и могли проверить содержимое его ранца. Радист должен был нести то, что не вызовет подозрений, – сухой паек на группу на несколько дней.

Игорю в ранец уложили две холщовые сумки. Что там было, неизвестно, открывать и смотреть запретили. Ему это как-то не понравилось: останови их патруль ГФП – как действовать? Отстреливаться, если в пакетах что-то секретное?

Само задание, озвученное за пару часов до вылета, тоже было странным. Не все, конечно, – задание состояло из двух частей. Им дали явку, на которой нужно было встретиться с представителем городского подполья. Радист должен был остаться в городе, в подчинении капитана РУ ГШ РККА – и с этим все было нормально.

А вот вторая часть задания вызывала опасение. По сведениям спецгруппы, один из командиров крупной базы снабжения, австриец по национальности, находясь в кругу приятелей, высказывал свои сомнения в победе Германии.

Спецгруппа начала присматриваться к австрийцу – заиметь такого агента во вражеской армии было бы ценно. По объему поставок в дивизии боеприпасов, запчастей можно было бы довольно точно установить, где немцы собираются начать наступление или предпринять другие действия вроде масштабных облав в партизанских районах. Поставить конкретную задачу должен был на месте капитан разведуправления, работающий под прикрытием.

– Вы уже с опытом десантирования с парашютом, и потому, думаю, все пройдет хорошо. После приземления и сбора группы дайте радио.

– Так точно.

Самолет был прежний, «ПС-84», но дооборудованный для дальних полетов – в грузопассажирской кабине был установлен дополнительный топливный бак.

Уселись на жесткой лавке. На спине – парашюты, спереди, на груди – ранцы.

Лететь предстояло долго – Минск был еще дальше Могилева.

Игорь и в прежний вылет, и сейчас задавался вопросом – как летчики определяют выброски парашютистов? Внизу ведь темень! У населения ни электричества нет, ни керосина для ламп, а немцы соблюдают светомаскировку. Единственное, что может помочь в этой ситуации – характерные изгибы рек, поскольку с высоты они видны по отраженному блеску.

Мерно гудели моторы, полет проходил спокойно, и Игорь даже придремывать стал.

Вдруг через иллюминаторы в кабину ворвался свет. Самолет стал скользить на крыло, выполнять «змейку», стараясь вырваться из яркого света зенитного прожектора. Но на земле включили второй прожектор, потом третий, и почти сразу же последовали разрывы зенитных снарядов. Один угодил совсем рядом. Самолет тряхнуло, по обшивке застучали осколки.

Разведчики встревожились: если самолет будет поврежден, придется прыгать с парашютом, причем далеко от назначенного района высадки. А у Игоря еще было противное ощущение, что он мишень в тире. Самолет был в перекрестье лучей, по нему палит зенитная батарея, а может – и не одна. И ответить нечем: самолет не имеет бомб, чтобы сбросить их на прожектора или на батарею и заставить их замолчать.