– Мне не надо трогать. Я знаю. И мне очень жаль, но станет намного, намного хуже.

Джеймс недоверчиво фыркнул. Может, его и трясет немного, но хуже точно не будет. Мужчины вроде него быстро оправляются от своих опрометчивых поступков. Хотя он не мог вспомнить, когда в последний раз ему удавалось заснуть без настойки опия.

Маргарет прищурилась.

– Вы примите ванну.

– Я думал, вы моя жена, а не гувернантка. – Хотя Джеймсу было очень любопытно, как сильно она попытается на него надавить, сколько власти, по ее мнению, она в самом деле над ним имеет.

– Я, прежде всего, ваша сиделка. – Ее щеки слегка загорелись, словно она подумала о своей роли в качестве его жены и возможных опасностях, которые за собой эта роль влечет. – И вам хорошо известна моя цель. Перестаньте сопротивляться и делайте, что говорят.

Виконт не смог удержаться, чтобы не подразнить ее. Это было слишком приятно. Возможно, единственная приятная вещь в его текущем состоянии.

– Господи, женщина, разве вы не знаете, что в сопротивлении половина веселья.

– Только для мужчин.

Пауэрзу удалось сдержаться, чтобы не сказать чего-либо крайне непристойного, но он сомневался, что причиной этому была деликатность, а не усталость и медленно нарастающее помутнение в голове. Но он был точно уверен в своих дальнейших планах заставить эту ирландку понервничать. Сказать пошлость было бы слишком легко, а он никогда не выбирал легких путей.

Почувствовав, что ее супруг сдается, Маргарет весело предложила:

– Хотите, я помогу вам подняться?

– Не говорите глупостей, – нахмурился Джеймс. Он не какой-то там инвалид.

Маргарет ничего не ответила и скрестила руки на груди – жест, который, как Джеймс начинал понимать, был ее запасной позой. Позой, которую она принимала, когда дела шли не так, как ей хотелось. В этом своем невозмутимом положении она, скорее всего, обдумывала новый способ атаки. Что ж, несмотря на свои прошлые опасения, он докажет, что в этом нет необходимости. Отец просчитался, и Пауэрз отправит ее в какое бы там ни было поместье, которое она, без сомнения, себе выторговала в этом брачном соглашении.

Прочь все сомнения! Он может и докажет, что в состоянии за себя отвечать.

Сдвинувшись к краю кровати, виконт подавил тошноту, которая улетучилась во время отвлекающего диалога и теперь нарастала с новой силой. Он попытался сделать успокаивающий вдох, и в глазах тут же поплыли пятна. Он заморгал, схватился за перину и одним резким движением переместился на самый край, опустив ноги на пол.

– Вы там в порядке?

Джеймс бросил раздраженный взгляд в сторону сиделки. Черт, он пытается сконцентрироваться, и ему вовсе не нужно, чтобы она над ним блеяла. Виконт коротко кивнул. Распрямив руки, он вытолкнул себя наверх. Его шатало. Воздух со свистом двигался вокруг, мозги словно бросились к ногам.

– Милорд? Милорд!

Он как-то удержался и, раскачиваясь из стороны в сторону, цеплялся пальцами босых ног за волокна густого ковра. Обретя равновесие, он с неудовольствием заметил болтающуюся у колен ночную сорочку и уныло уставился на белье.

– Ненавижу ночные сорочки.

– Это единственное, что вашим людям удалось натянуть. – Она нахмурилась, взгляд заскользил вверх и вниз по обтягивающей его тело ткани. Потрясающие, побуждающие к греху глаза округлились. – А что вы обычно надеваете?

Джеймс грубо усмехнулся и уставился на Маргарет. Она вспыхнула. Ее было легко рассердить. Даже в таком состоянии.

Смахнув смятение быстрым взмахом вытянутой в его направлении руки, она спросила:

– Вы уверены, что вам не нужна помощь?

Виконт издал иронический звук, о чем немедленно пожалел, начиная думать, что тишина является единственным разумным средством борьбы с нарастающей головной болью и общим состоянием непослушного тела.

– Я смеюсь в лицо помощи.

Эта ее раздражающая бровь снова взмыла вверх, и роскошные розовые пухлые губы сжались.

– Только смотрите, как бы помощи не пришлось смеяться последней, если вы меня понимаете.

– Не смею… и м-мечтать. – Было крайне соблазнительно вообще прекратить разговор и сфокусироваться только на ее губах. На том, что собирается с ними сделать. Как он осторожно соблазнит их нежными поцелуями, прикосновениями языка и словами, красивыми и грязными словами, предназначенными шокировать ее и подчеркнуть удовольствие, которое он ей подарит. И на других вещах, которые Мэгги сможет сделать этим ртом, вроде тех, что он собирается сделать с ней.

Джеймс рассматривал лицо Маргарет, самую удивительную ее часть, пытаясь скрыть свое любопытство. Она была очень необычной. И хотя ее было легко заставить покраснеть, она его не боялась. «И не должна, – думалось ему. – Не при ее работе». Она имела дело с грубиянами каждый день. Было сложно поверить в то, что деньги являются достаточной причиной для нее оставить такую жизнь.

– П-почему…? Почему вы… мне помогаете?

Куда, черт подери, подевалась способность к артикуляции? Да. Это происходит опять. Рот не слушается его, и это тревожит.

– Католикам нравятся страдания. Разве по слову Божьему не так попадают на небеса? А теперь давайте помедленнее.

Джеймс ощетинился и почувствовал, что начинает злиться.

– Вам обязательно, – он напряг язык и заставил себя аккуратно произнести: – так меня раздражать?

– Конечно, обязательно.

Он кивнул, удивляясь, зачем вообще это спросил.

– Ну конечно.

– За это мне и платят.

– Никакого жалованья… не может быть достаточно. Кроме того… вы не получаете жалованья. Вы… моя… Боже… Я совсем не хочу этого говорить…

– Жена. Я знаю. Я бы сказала, это скорее неудобство, чем преимущество.

– Неужели?

– Угу. А теперь отправляйтесь в ванную. Воду уже должны были налить, я велела держать ее на огне к вашему бодрому пробуждению. Она остынет, и я не стану слушать, как вы ноете…

– Ною, мадам?

– Как младенец, – решительно отрезала она.

Джеймс открыл рот и приготовился поставить ее на место, но мозги, казалось, сжались, и он опасался, что то, что он собирается сказать, покажется полным бредом. А этого Пауэрз не допустит. Удовлетворившись вместо этого испепеляющим взглядом, виконт отвернулся и сфокусировался на распахнутой высокой двери красного дерева в дальнем конце комнаты.

У него получится.

С геркулесовым усилием он оторвал ногу от пола и поволок… поволок… ее вперед. Джеймс был самым сильным человеком из всех, кого знал, он занимался ежедневными спортивными тренировками. Но никто не может себе даже представить, чего ему стоило сделать этот шаг.