Мэгги не улыбнулась и не усмехнулась. Вместо этого ее лицо превратилось в сочувствующую, но понимающую маску.

– О, милорд, я полагаю, вы их всех превзойдете.

Несмотря на все внутреннее напряжение, до Джеймса вдруг дошло, что Маргарет хоть и его жена, но по-прежнему называет его милорд. Очень давно он поклялся, что никто не будет называть его по имени, кроме жены – жены, которую он так непоправимо подвел, – но теперь обнаружил себя в другом крайне затруднительном положении. Одном из множества. Момент наступил. Сможет ли Стенхоуп решиться предложить ей обращаться к нему не по титулу?

Он не может отдать свое имя. Пока нет. Это единственный способ почтить память женщины, которая умерла много лет назад, став жертвой разрушительного давления общества, требовавшего от нее во всех отношениях быть идеальной леди.

Вздрогнув от внезапного воспоминания о том, как его тонкая жена, в своем прекрасном наряде, отодвигает тарелку и нежно ему улыбается, виконт задумался. Может, его почитание давно погибшей супруги приняло неверную форму?

Стенхоуп попытался выдавить свое имя, но слова просто не складывались. Его имя по-прежнему принадлежало Софии.

– Я полагаю, вы можете называть меня супругом, не только милордом.

Маргарет наклонилась вперед, ее лицо оказалось в более освещенном месте.

– Как великодушно. Учитывая, что именно им вы и являетесь.

Господи, какая она красивая. Эта кожа… такая нежная, чистая, а глаза угрожают пронзить каждый воздвигнутый Джеймсом барьер и не отвернутся в страхе и отвращении, как все остальные.

– Только на бумаге.

Миссис Стенхоуп выгнула свою проклятую, очаровательно рыжую бровь.

– Эта бумага имеет значительный вес. Она связывает нас довольно крепко, пока кто-нибудь один не покинет бренное тело.

Джеймс хмыкнул. Вся его обычная страсть к спорам ушла на поддержание тела в сидячем положении.

Маргарет преодолела небольшое расстояние между ними и склонилась над мужем в самой неподобающей позе.

– У меня для вас сюрприз.

– Еще морфий? – съязвил он, хотя в голосе не наблюдалось обычного отвращения. – Это был тот еще сюрприз.

Мэгги вздохнула и распрямилась, черное платье зашуршало. Решительным движением она потянула сонетку.

На ней что, по-прежнему то же платье, что было во время свадьбы? Она караулила его все это время и даже не переоделась?

– Больше никакого морфия, – сказала она твердо. – Вообще.

Внутри пронеслись страх и облегчение. Виконт хотел с этим разделаться. Навсегда. Он должен. Произошедшее в церкви явно доказывало, что он пересек черту и не сможет больше вернуться, если продолжит употреблять опиум. Он потеряется в море смерти.

Было не важно, что где-то глубоко внутри растревоженного сознания Джеймс знал о зарождающемся в нем образце поведения. Образце воздержания и последующего нарушения. И хотя он имел все намерения воздерживаться, он не был уверен, что тьма его снова не соблазнит. Это было пугающей реальностью, и он не мог больше так легко себя обманывать.

– Очень мудро.

Маргарет изогнула бровь, от мучительного предвидения ее синие глаза стали почти черными.

– Это вы сейчас так думаете, но в таких делах лучше всего действовать постепенно.

– Нет, – возразил Пауэрз, стараясь продемонстрировать столько чувства собственного достоинства, сколько мог выжать из своего горящего тела. – Повязку надо срывать одним движением и прекратить агонию.

Ирландка медленно его оглядела, без сомнения, оценив ослабленное состояние.

– Агония еще ждет впереди.

Стенхоуп нахмурился, обращаясь к своей холодной защите равнодушного превосходства. Ему ненавистно было, что Мэгги видит его таким. Никто, и уж тем более она, не должен наблюдать его в таком состоянии. Он с трудом мог это вынести.

– Звучит угрожающе.

– Так и должно быть.

– Как же мой сюрприз? – Джеймс вздохнул, мечтая забраться обратно в постель и погрузиться в сон. Она ведь может, как опытная сиделка, принести ему столь необходимой воды и удалиться обследовать свой новый выторгованный дом. – Это продолжение нашего возбуждающего и предостерегающего разговора? Если так, то можете оставить его себе.

Ее губы изогнулись в смущенной улыбке.

– Как бы ни было приятно знать, что вы находите мои разговоры возбуждающими, вынуждена вас разочаровать.

Возбуждающими? Эта чертова девчонка хоть понимает, что она вообще сейчас сказала? Кажется, нет, если судить по спокойному выражению лица. Джеймс не мог в ней разобраться. Невинность в ответе за безумца, выторговывающая у его отца условия получше? И тут она берет и произносит что-то вроде «возбуждающий», что даже в его состоянии снова вызвало ту эротическую картину, где она на полу, на этот раз на его бордовом ковре, с которым странно контрастируют ее волосы, бледные ноги раздвинуты, и он исследует ее лоно с благоговейным вожделением.

– Милорд?

– Хм? – Да. Этот волнующий образ, как он доставит ей удовольствие, женщине, которая явно не знала сладкого мужского прикосновения. Он доведет ее до грани. В конце концов, это все, чего он хотел: увидеть, как она раскрывается перед ним, а затем он отпустит ее.

– Милорд, вы что, заснули?

Джеймс моргнул, прогоняя жгучий образ из головы.

– Что?

Маргарет уперла руки в бока и криво усмехнулась.

– Ваш сюрприз. Это ванна.

Мысль о том, чтобы подняться из постели, дойти до умывальной комнаты и погрузиться в горячую воду, была крайне неприятным предложением. Пауэрз бы гораздо охотнее остался в постели и грезил о Мэгги. О своем темном ангеле. И о том, как он собирается медленно ее развратить. Но по ее твердой и решительной позе было ясно, что она не потерпит возражений.

И все равно ему ненавистно, что она видит его в таком полностью подчиненном положении.

У Джеймса не хватало духу позвать на помощь лакея. Он и думать не желал о том, чтобы зависеть от других – неважно, слуг или нет.

– Мне и так слишком жарко.

– Я знаю. – Маргарет наклонилась к нему и, медленно вытянув пальцы, взяла его за подбородок. С блестящими беспокойством глазами она очень осторожно повернула его лицо справа налево. – Скоро вас начнет трясти намного сильнее, чем сейчас. Дальше последует стремительное ухудшение.

На языке вертелся колкий ответ, но Джеймс не мог ничего выдавить, пока ее нежные, но твердые пальцы держали его горевшее тело. Если бы он мог заставить ее положить эту прохладную ладонь ему на лоб.

– Я сильно сомневаюсь, что мне станет намного хуже. У меня просто жар. Потрогайте.

Ирландка немного замедленно провела пальцами и тут же снова выпрямилась.