Летти поручила ящеру присматривать за сбором трав: как не один раз повторил Билл, в лесу небезопасно. Но Чуда проехала триста с лишним лиг. Она пересекла лесистые долины Дола. Она кланялась вождям, пряталась от пауков, травила орочьи племена, дарила подарки эльфийским королям и…

И главное не в этом.

А в том, что она выжила. Летти хорошо представляла, что значит пережить эти триста с лишним лиг. А чего не представляла, о том подозревала. Вряд ли Чуде нужна защита. Балур не охранял ее — но следил за ней в лесу.

Чуда наклонилась, приподняла нижние ветки боярышника, проверила слой опавшей листвы под ним. Как относиться к подобному недоверию? Может, все-таки сбежать?

— Уют-трава привередливая и не станет расти повсюду, — пояснила Чуда. — Она любит тень, но не в избытке, сырость, но умеренную, глинистую, но не слишком глинистую почву.

Перечисление фактов успокаивало. Унимало ворох вопросов, так и просившихся на язык.

Она нашла искомое и забросила сноп уют-травы в тавматургическую повозку, катившуюся по лесу следом за хозяйкой. Травы много — но вряд ли хватит усыпить дракона описанных размеров.

— Не знаю, зачем нам суть вообще иметь эту траву, — проворчал Балур.

— Полагаю, — со всей возможной осторожностью выговорила Чуда, — мы пришли к выводу, что будет лучше для нашего плана, если не придется отбиваться от разъяренного дракона.

— Клыки, когти и кровь, — заявил Балур, фыркнув. — Так оно должное идти по-настоящему. Измерение силой и яростью. Суть высвобождение внутреннего животного. Жизнь на границе себя и цивилизации. Бывать честным с собой о том, кто ты есть.

Чуда не ответила. Ей подобное направление мыслей казалось очень опасным. Чуда молча подошла к очередному кусту боярышника.

— План суть звучащий хорошо, — продолжил Балур. — Но планы всегда есть таковые. Они всегда в сути на раз заходить и на два выходить, и будто дерьмо пахнет розами. Но на деле ты суть заходишь на раз и получающий хлоп по черепу, и потом терзающий врагов клыками, и когда в сути выходишь, твое дерьмо есть пахнущее внутренним кровотечением.

Поколебавшись, он добавил:

— Это суть частным примером.

Чуда по-прежнему молчала. Она пыталась сосредоточиться на большом пучке уют-травы перед собой. Надо всего лишь сорвать его и уйти.

Но на поверхности озера появилась рябь. Тревога засновала в водах перепуганной рыбой.

Никаких убийств. Летти пообещала. За исключением стражи. Но Летти пыталась улестить Балура. На самом деле она не хочет убивать стражу. Или хочет?

Нужно отыскать что-нибудь простое и спокойное. Обязательно. План обещал быть бескровным. Правильно? Никаких трупов. Никаких проблем. Все просто. И спокойно. Чуда ухватила пучок травы у самой земли.

— Ты мне суть доверяй, — сообщил Балур. — Мы будем увидевшими дракона, и скоро горы истекают кровью. С травой или без травы.

В руке Чуды сверкнуло пламя — яркое, быстрое. Маленькие пурпурные цветки уют-травы почернели и скукожились. Мгновение — и в ладони осталась лишь пригоршня пепла.

Чуда выпрямилась и глянула на ящера: не заметил. Она растянула губы в мертвой улыбке.

— Здесь ничего нет, — сказала Чуда. — Попробуем в другом месте.

Утро, шатаясь, прибрело к обеду, поковыляло дальше и сделалось вечером. Узкий язык Балура мелькал в воздухе. Запах творимого Чудой варева тучей висел у входа в пещеру. Густой тяжелый смрад лез в глотку и прилипал, будто кровь. Ящер отошел дальше в лес. Летти разозлится, если он не удержится и оторвет пьянчуге голову.

Балур нашел Летти там, где ее не было видно от входа в пещеру. Летти не повернулась к ящеру, но он прочел в едва заметных движениях тела, что она расслабилась, ощутив его присутствие. Летти с Балуром были племя. Те, кто сильнее вместе.

Это длилось уже десять лет. Столько они дрались, убивали и трахались бок о бок. Десять лет кровавого следа из Аналезианской пустыни через Салеру, Батарру и Винланд, перед тем как пересечь Кондоррский хребет и спуститься…

Спуститься куда?

К новым возможностям? Бесполезной растрате времени? Или — к полному дерьму?

Кое-что ящер уже понимал и представлял, чем хотел бы здесь заняться. Главное — в Кондорре жили драконы. Остальное — не важно. Главное — у могучего воина Балура появилась возможность окровавить свой молот о голову дракона. Возможность ощутить огненное дыхание зверя, испепеляющее кожу. Возможность показать драконий клык тощей маленькой человеческой женщине — а таких Балур очень любил, — и увидеть ее большие от восторга глаза. И рассказывать, рассказывать, пока от эля горячится кровь в жилах.

Но для Летти все совсем не так. Она ищет другое, хотя и не знает, что именно. И это тревожило. Племя должно знать себя и своих. Так было уже десять лет.

Она нашла его в пустыне десять лет назад. Она пришла в пески провожатой группки умников. Ученых. Они были племя друг другу. Но не ей. Они заплатили ей за охрану и собрались идти в пустыню, потому что хотели ограбить глубины земли аналезов.

Они думали о пустыне как о девочке, первую ночь стоящей на балконе борделя. Балур вырос в пустыне. Он знал ее — жесточайшую из убийц. У нее много лиц и глубоких сокровищ, но она не отдает ничего. Она крадет жизнь или быстро и дико — или медленно и с улыбкой.

Наниматели Летти, хоть и называли себя «учеными», были кучей глупцов.

Тогда Балуру было все равно, кто они. Он был очень занят. Он умирал. Пустыня не торопясь убивала его.

Он уже три дня оставался без воды. Пятнадцать — без мяса. Чешуи висели мешком. Язык — будто кусок дерева во рту. Глаза пылали огнем. Кожа между чешуй потрескалась, но кровь так загустела, что текла с трудом. Разум покидал Балура.

Он спрятался в руинах, засел между обломанной колонной и огрызком стены. Наверное, там был храм, затерянный, почти погибший среди дюн. Как и Балур. А он сдался. Им больше не двигала даже жажда выжить. Он свернулся клубком и ожидал смерти.

А потом услышал их. Услышал ее. Она советовала им устроить лагерь, потому что близилась буря, и едва сдерживала смех, потому что они совсем ничего не умели.

— Я их буквально спасла, когда они взялись забивать колышки для палатки, а то поразбивали бы себе головы, — рассказывала потом Летти. — Я так ржала, что, если бы не крайнее обезвоживание, наверное, описалась бы.

Балур слышал их разговор. Но смысл не входил в голову. Ученые. Идиоты. Чем бы они ни были, Балур видел в них одно.

Пищу.

Он погрузился в песок, так что наверху остались только хребет, ноздри и глаза, и заскользил вперед. Медленно. Очень. Легко двигаться медленно, когда ты почти мертв. Он убил одного, пока другие еще ничего не заподозрили. Дотянулся, вскрыл ему живот, а они еще не поняли. Балур зарылся мордой в кишки, пил кровь, ощущал, как гладкие потроха скользят в глотку. Пустой желудок скрутило от пищи.