Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И? — осведомился Балур, подумавший, что сообщенное совершенно очевидно.
В самом деле, он же не спрашивал, как называется рощица слева от дороги.
— Деревня, — повторил Фиркин.
— Как она суть называется? — допытывался Балур.
— Деревня, — сказал Фиркин в третий раз.
Балур выдернул молот из петель на спине. Летти можно потом все объяснить. Она поймет. И не станет слишком уж переживать.
Затем из непонятного далека явилась мысль: а вдруг старик вовсе не бормочет полнейшую глупейшую чушь?
— Погоди-ка, так суть, значит, название этой деревни есть просто «деревня»?
— Деревня, — подтвердил Фиркин, но вовремя понял, как истолковать появившееся на морде ящера выражение, и, спасаясь от скорой и лютой смерти, забормотал: — Да! Конечно, я хотел сказать «да», но вырвалось не то. Меня предал мой язык. Мои губы спят с моим врагом. Склоняются к братанию, да. Я им не доверяю!
Балур подумал, что ключ к успеху предприятия — замок, повешенный на рот Фиркина.
Когда подошли ближе, Балуру бросилась в глаза странная многолюдность. Когда ящер прикинул количество возможных жертв и лучший способ проломиться сквозь толпу в случае надобности, то понял: на улице почти все население. Оно слонялось бесцельно, натыкаясь друг на друга и на стены.
— А что с ними суть такое? — поинтересовался Балур, снова вытягивая молот.
Все-таки хлипкая толпа. Проломиться можно на раз плюнуть.
— Опоила сочищем их, таки да, — сообщил Фиркин, лязгая зубами с каждым произнесенным словом.
Зубов было немного, причем гнилых и полуразваленных. Но лязгали они с поразительной громкостью.
— Напустила порчи в их мозги и кишки. Они полные дерьма и огня. Огненного дерьма. Хотя для того есть лекарство.
Он кивнул себе, мотая сальным клоком волос.
— И хорошее оно, — добавил пьянчуга.
Балур попробовал языком воздух. Тот неприятно пах Фиркином. Но и его вонь не перебила человеческого запашка из деревни. Ненормального. Больного из-за снадобья Чуды. Дурманящий кровавый смрад цеплялся за Балуровы ноздри.
Гости успели зайти за второй дом, когда их заметили местные. Но даже и тогда их взгляды казались обращенными не столько на пришельцев, сколько внутрь себя. Балур посмотрел на женщину средних лет — тощерукую, но с округлым пузом. Ее седеющие волосы были заправлены под засаленный чепец. На истощенном лице — ненормально большие глаза с огромными зрачками, не способными сфокусироваться. Она запрокинула голову, раздула ноздри, в приоткрытом рту мелькал язык, облизывающий зубы. Из ее глотки плыл непрерывный полустон-полурык.
Такими были все деревенские: и не совсем отключившиеся, и не совсем в здравом уме, глядящие покорно и бессмысленно. За вонью зелья ощущалось тяжелое долгое отчаяние. Эти люди давно сдались. В них бушевало зелье, раздувая огонь в головах и утробах, но глубокая, исконная ярость, которую зелье могло бы разжечь, ушла слишком глубоко. Пламя отравы не тронуло ее.
Гости шли — а вокруг медленно собиралась толпа. Мужчины, женщины, дети. Все ковыляли следом. В середине деревни гостей окружили полностью.
Балур обернулся, рассматривая толпу. Обычно, чтобы произвести общее волнение и беспорядки, достаточно прикончить пару важных особ. Но тут никто не выглядел важным. И, честно говоря, было непонятно, сколько местных можно превратить в фарш. Кто знает, сколько их потребуется, чтобы нажать на пластину, открывающую ворота в пещеру Мантракса?
Придется убеждать словами.
Да прокляни Суй все их концы!
Балур вспомнил, как положено начинать речи перед толпой, и воззвал:
— Соотечественники! Братья!
Толпа молчала.
Балур поправился:
— Жители деревни!
Вот, уже лучше.
Окрыленный, ящер прибавил громкости:
— Вас суть угнетает дракон Мантракс! Вас в сути лишили данного богами права обдирать плоть с костей своими клыками!
Он заколебался. Проклятье, разве людям нравится обдирать зубами мясо с костей? Надо же внимательнее присмотреться к ним. Он представил Летти с ногой индейки в зубах. Кажется, ей это нравилось. Значит, начало верное.
— Вас держат в загоне, как в сути животных. У вас имеют украсть гордость. У вас суть украли ваше племя! Вашу войну! Вас делали…
Он умолк, ощутив легкий удар в области живота. Ящер посмотрел вниз. Мужчина за сорок, наверное фермер, с толстой бородой в косичках и кудряшках, стоял, глядя на большой сук, которым только что стукнул Балура. Осмотрев сук, фермер раздумчиво стукнул опять. Палка отскочила от чешуй. Если бы Балур не глядел, то, наверное, и не заметил бы удара.
Затем фермер посмотрел на морду Балура и выронил сук.
Ящер подумал, что, увы, таки придется кончить парочку деревенщин.
— Яйца! — пронзительно завыли за спиной.
Балур обернулся. Вот же дерьмо! Совсем забыл про Фиркина. Сорвавшаяся с катушек мелюзга шагнула вперед и завопила во всю мочь.
— У вас есть яйца! — выл Фиркин. — Вот здесь, впереди, в штанах! Я знаю — они там есть! У меня тоже есть пара. Я не могу отделаться от них, Суй их возьми. Они со мной как тень. Тень, которая прячется от солнца. Как дело демонов!
— Ладно, — проворчал Балур, — суть время тебе затыкаться.
— Вы помните свои яйца, вы, стадо хорькового муда? — орал Фиркин, не обращая внимания на ящера. — Ты!!! — взвыл он, и его палец отскочил от черепа женщины. — Ты помнишь свои яйца?
Та сконфуженно уставилась на палец, то открывая рот, то закрывая с отчетливым клацаньем.
— Вы помните, когда Мантракс запретил вам пользоваться ими? — заголосил старикашка.
«Ладно, — подумал Балур, с хрустом разминая костяшки. — Кровь Фиркина суть первое приношение, чтобы благословилась мама-земля».
— Что вы за проссанные тряпки, слушаться здоровенной летающей ящерицы?! — спросил Фиркин у толпы.
Балур изготовился.
И вдруг толпа ожила. Из нее пошел звук, похожий и на стон, и на слово. Тихое «у-у» из каждого рта.
Балур заколебался. Что, сработало? Или как?
— Летающие ящерицы? — орал Фиркин — ожившая, неистово трясущаяся связка костей. — Это ж гребаная дурь! Это как в мозги срать! Здоровенная ящерица. С крыльями. И летает? Да еть ее к херам!
Фиркин упер палец в толпу.
— В мошонку Рыга ее! Это ж ни к селу, ни в жопу. Это ж миропорядку в глаз нассать. Чем оно больше, тем земляней, так? Так оно по уму. Они в земле копать должны. Я могу уважать копающего дракона. Наверное. Но здоровенного летающего? Да яйца ему! Ваши яйца! Ваши родные!
То ли Фиркин показывал куда-то, то ли судорожно дергался — Балур понять не мог.