— Но мы не можем, — промямлил он. — Это же моя корова!

— Да, — подтвердила Летти, тряхнув головой. — Я знаю. Ты уже повторил три раза. Но нам нужна корова, а тут, — она обвела рукой окрестные поля, — их мало. Вернее, совсем ничего. Потому нам нужна эта корова. Так что, пожалуйста, иди в кусты и позволь взрослым сделать дело.

— Вы освободите хренову дорогу прямо сейчас, — приказал второй и робко махнул мечом. — Мы по делам Мантракса. А он не любит, когда его делам мешают, э-э… — Он поглядел на Балура и закончил: — Штуки вроде тебя.

— Не могли бы вы помолчать, пока я вразумляю коллегу? — осведомилась Летти.

Солдат открыл рот.

— Суть лучше слушать ее, когда она такова, — посоветовал Балур. — С ней бывает очень трудно договориться, когда она такова.

Солдат закрыл рот.

— Я хотела бы сказать, что мне очень жаль твою корову, — сообщила Летти. — Но не скажу. Потому что мне трижды наплевать. Мне просто нужна корова. Эта гребаная жирная корова позволит мне заиметь столько гребаного золота, что я смогу, расплавив его, сделать целое гребаное стадо гребаных жирных золотых коров. Так что ты сейчас уберешься с моей дороги, перестанешь мешать и уйдешь в трижды клятые кусты. Ты понял?

Похоже, фермерский рассудок наконец-то зашевелился. Билл оторвал взгляд от коровы и посмотрел на кусты.

— Вам нужна корова? — спросил первый солдат. — Вы надеетесь, что сумеете украсть…

Летти взмахнула рукой — не глядя. В горле стражника возник воткнувшийся по рукоятку нож. Хрипя, солдат осел наземь.

— А я суть предупреждал, — заметил Балур, качая головой. — И был очень ясный.

Секунду второй солдат лишь сопел, широко раскрыв рот. Затем из него вырвался вой. Солдат бросился на Летти.

Точнее, он бросился на летящий боевой молот Балура.

Второй упал наземь. Не захрипел даже.

Летти посмотрела на оцепеневшего Билла.

— Ну и? — спросила она.

— Кажется, идти в кусты уже незачем, — ответил он, глядя на мертвых солдат.

Когда Чуда и Билл принялись одеваться в снятую с трупов форму, Балур отвел Летти в сторонку.

— Что такое? — рявкнула она.

— С тобой суть все в порядке?

Летти не сразу поняла, чем Балур так серьезно озабочен.

— Да. Конечно. А в чем дело?

Она так удивилась, что почти перестала злиться. Вот ведь — громила, а заботливый, переживает.

В воздухе мелькнул длинный раздвоенный язык. Ящер посмотрел на Билла.

— Ты в сути спасла его. Ты не имела ожидания, пока они нападут. Не захотела его бросать на отвлечение. Ты в сути встала и подверглась опасности.

Летти бросила взгляд на мертвых и голых стражников.

— Опасность? В самом деле?

— Суть немного. — Балур пожал плечами. — Но все же опасность. В ненужном количестве.

Под его взглядом Летти поежилась. Ящер не шутил. И его намеки Летти совсем не нравились.

— Ну и? — спросила она.

— Может, оно в сути совсем ничего, — сказал Балур, — но только имею думать, что Летти за границей Кондорры не стала бы делать то, что сделала сейчас.

Он поднял голову к свинцовому низкому небу.

— Вот из-за таких вот событий я суть тревожусь, что ты становишься лучшим человеком.

На том Балур умолк и оставил Летти в одиночестве — обдумывать намеки во время долгого подъема по горным склонам к пещере Мантракса.

Прежде всего Балур убедился, что Биллу вправлены мозги, а посему фермер прекратит ныть и послушно потащит нафаршированную отравой коровью задницу на корм Мантраксу. Затем ящер удостоверился в том, что Чуда заворожена перспективой близкого знакомства с драконом, а потому присмотрит за фермером и призовет к порядку, если что. После исполнения этих двух важнейших миссий ящер ухватил Фиркина за шкирку и направился к цивилизации — точнее, к тому, что считалось цивилизацией на захолустном севере Кондорры.

Балур не видел деревню, но слышал о ней многое. После утреннего визита к пекарю Летти описала ее как «гнойный прыщ человечества, ожидающий, пока его выдавят пальцы тирании».

Фиркин, казалось, был счастлив тем, что его гонят и понукают, и непрерывно бормотал себе под нос. Балур собрался с духом, приготовился к дозе лютого словесного поноса и прислушался. Понос хлынул, будто паводок из открытого шлюза.

— …озабочены монетой. В этом их проблема. Блестящие штуки. Об этом они думают. Я могу сделать штуки блестящими. Чтоб сверкали как надо. Немного рыбьего жира. И я засверкаю под солнцем ого как! Тогда все меня захотят. И Мантракс захочет тоже. Возьмет домой и назовет красавчиком. И скормит мне все коровьи потроха. Я засверкаю, как пуговица. И все подерутся за меня. А потом я прикажу танцевать в мою честь. И все пойдут кругом. А потом все захотят наложить на меня руки, но не смогут. Рыбий жир, он скользкий. Скользкий и блестящий. Вдвое лучше золота, вот какой он, рыбий жир.

Балур захлопнул шлюз с такой силой, что у Фиркина загудело в голове.

Значит, подстрекнуть деревенских к бунту. Фиркином.

Это все равно что получить размякшую макаронину и приказ захлестать ею кого-нибудь до смерти. Проще уж бросить ее к Рыгу и положиться на свои кулаки — как обычно.

Как ни странно, деревня превзошла ожидания Балура. В ней оказалось четыре десятка домов, выстроившихся вдоль главной дороги, и таверна с побитой вывеской, лаконично гласившей: «Свинья на вертеле». Еще обнаружились несколько торговых лавок и лавка гробовщика с выставленными наружу образчиками продукции. Похоже, у него дела шли лучше всех. Имелся и храм, поддерживаемый в довольно приличном состоянии, несмотря на то что шансы на явление бога в Кондорре несколько уступали шансам отыскать девственницу в борделе.

Все построено из солидных бревен, крыши — смесь соломы и шифера, несколько домов побелено, а таверна выглядит так, словно лет десять назад ее выкрасили настоящей дорогой краской.

Но, несмотря на солидность построек, деревня оставляла впечатление жалкой перепуганной нищеты. Ни одно строение по-настоящему не покосилось, но все выглядело так, словно вот-вот осядет, покосится и уйдет в землю. Ни дорога, ни дома не были толком досмотрены. Растущие вдоль дороги ивы казались не живописными, а дикими и вредными, словно кожная зараза, слишком долго оставленная без лечения.

Балур посмотрел на все еще бормочущего Фиркина.

— Ну же, как это в сути называет себя?

Фиркин посмотрел на ящера. В глазах пьянчуги тлели угли странного вдохновения. То ли безумие отступало, то ли накатывало с новой силой — Балур определить не мог.

— Деревня, — ответил Фиркин, кивая.