это какие-то двое, неподвижно застывшие у столика в купе проводника, дверь которого была открыта. В четвертом купе, занятом нашими курьерами, в одном белье лежал на полу Нетте. Он, видимо, был мертв. Все было залито кровью: тело убитого, коврики, диваны, вализа с диппочтой. Оконные стекла, стенки вагона в дырах от пуль. Рядом в купе, бледный, с револьвером в руке сидел Махмасталь. Сквозь пальцы его руки, прижатой к животу, сочилась кровь, другая рука висела как плеть. Махмасталь смотрел на нас широко открытыми глазами, в них застыло какое-то нечеловеческое напряжение…

– Не подходите к почте, буду стрелять, – внятно сказал он, заметив, что Боркусевич идет к дивану, на котором лежали опечатанные сургучными печатями вализы с почтой. Маузер в руке Махмасталя начал медленно подниматься.

– Я Боркусевич, поверенный в делах

– Не знаю, пусть придет Шеншев… – послышался ответ. (В.И.Шеншев ранее заведовал отделом виз и дипломатических курьеров Наркоминдела, и его хорошо знали все дипкурьеры).

В это время Шеншев уже бежал по коридору. Махмасталь, увидев его, улыбнулся и утомленно закрыл глаза. Ему быстро перевязали рану полотенцем.

Вокруг стояли носильщики, какие-то люди в штатском.

– Есть ли кто-нибудь из министерства иностранных дел? – спросил С.И.Боркусевич.

Никто не откликнулся. Полицейские чины положили на носилки тело Нетте и унесли.

Советские дипломаты осмотрели купе и коридор. На полу новая велюровая шляпа, какие-то черные маски с кружевами, вроде маскарадных, осколки стекла. Бережно подняли Махмасталя и повели к машине, чтобы отвезти в лучшую частную клинику Риги доктора Буша.

Собрали вещи дипкурьеров. Зашли в купе проводников и осмотрели тех, кто там сидел, склонив головы на столик. Оба молодых человека были мертвы; их головы и лица были залиты кровью. У одного висок, у другого затылок разворочены пулей. Стреляли, по-видимому, почти в упор. В вагоне, где размещались дипкурьеры, было двое других советских граждан – Печерский и Зелинский, ехавшие из Москвы и ставшие свидетелями налета. Ехали также несколько иностранцев, в том числе итальянский, немецкий и латвийский дипкурьеры и еще кто-то. Они уже покинули вагон. Сотрудники полпредства беседовали с советскими гражданами, когда явились представители прокуратуры. Они начали опрашивать Печерского и Зелинского. Другим свидетелям почему-то было позволено покинуть место происшествия, не дожидаясь официальных лиц. Долго не было никого из министерства иностранных дел Латвии. Советские дипломаты выразили свое недоумение и возмущение. В ответ полицейские и чиновники прокуратуры что-то бормотали о бандитских налетах, которые-де могут быть в любой стране; наверное, бандиты искали какие-нибудь ценности или деньги…

Настораживала какая-то нарочитая медлительность в действиях полиции: долго обсуждали вопрос о калибрах пистолетов, вновь и вновь осматривали тела тех, кто находился в купе проводника, допрашивали проводников – об их месте рождения и прочем. Ничто не показывало, что власти собираются идти по горячим следам преступления.

Между тем было вполне очевидно, что нападение преследовало далеко идущие цели. В те дни в Латвии чрезвычайно активизировали свою антисоветскую деятельность различные террористические и шпионские организации. В буржуазной печати и особенно в многочисленных антисоветских эмигрантских изданиях шла неистовая кампания против Советского Союза и его представителей за границей. Белоэмигрантская газета «Слово», издававшаяся в Риге, призывала к террористическим расправам над советскими людьми. И во всей этой свистопляске чувствовалась чья-то направляющая рука.

Вернувшись в полпредство, вспоминает В.И.Анин, мы долго раздумывали об организаторах нападения и целях, которые они преследовали. Говорили о погибшем Нетте и раненом Махмастале. Заготовили сообщение в Москву и Берлин. Особенную трудность составляло сообщение советскому полпреду в Берлине Н.Н.Крестинскому, куда после Риги должны были следовать курьеры. Мы знали, что жена Нетте Ольга Николаевна работает в берлинском полпредстве. Поэтому просили полпреда как-нибудь поосторожнее передать Ольге весть о смерти мужа. Телеграмма была зашифрована. Мы не предполагали, что Ольга Николаевна шифровальщица и ей самой доведется прочесть трагическое сообщение.

В официальном заявлении полпредства СССР министерству иностранных дел Латвии выражался самый энергичный протест по поводу нападения, которое, как отмечалось в ноте, «носило несомненно организованный и заранее подготовленный характер». Полпредство возлагало «всю ответственность за это неслыханное в практике международных отношений злодеяние на Латвийское правительство, не принявшее достаточных мер к охране жизни дипломатических курьеров СССР», и настаивало «на самом срочном расследовании дела»[44].

Вечером сотрудники полпредства виделись с Иоганом Махмасталем. Ему только что была сделана операция опытным хирургом. Рана в животе оказалась не очень опасной, пуля не затронула жизненно важных органов. Хуже было с рукой: раздроблена кость. Тем не менее оперировавший Махмасталя профессор Минц сказал, что раненый будет в состоянии скоро подняться с постели.

Было трудно примириться с гибелью Теодора Яновича Нетте, осознать, что этого человека, которого многие знали и любили, нет в живых.

Теодор Нетте родился в 1896 году в Латвии. Сын сапожника, он рано узнал нужду и рано стал участником революционного подполья. В этом ему много помог отец, сам член Латышской социал-демократической партии. Семнадцатилетним юношей Теодор вступил в партию и вместе с отцом стал ее активным работником: распространял листовки, вел революционную пропагандистскую работу.

В первую мировую войну отец и сын были арестованы – сначала рижский Централ, а затем петроградские «Кресты». Только после Февральской революции, в марте 1917 года, рабочие и солдаты освободили их и сотни других революционеров из тюрьмы.

После освобождения из «Крестов» оба уезжают на родину, где снова активно включаются в партийную работу. Когда в августе 1917 года немецкие войска вступили в Ригу, сознательно сданную врагу Временным правительством, Теодор Нетте остается на подпольной работе в Риге. Восемь месяцев напряженной и опасной работы в частях оккупантов. Восемь месяцев на острие ножа, когда малейшая ошибка могла стоить жизни. Прекрасное знание немецкого языка не раз выручало его.

В начале 1918 года Нетте по указанию ЦK партии едет в революционный Петроград. Его ждало неожиданное назначение: секретарем отдела виз Наркоминдела. Но немного проработал Нетте в этом отделе. По партийной мобилизации он уезжает на борьбу с продвигавшимися в глубь страны кайзеровскими войсками. Теодор Нетте становится политкомиссаром 2-го батальона 1-го красного Латышского стрелкового полка.

Шли непрерывные бои с наседавшим врагом; поединок революционного народа с озверелой империалистической военщиной. В тяжелой борьбе победила революционная воля масс, их энтузиазм и преданность революции. Затем – снова фронт. Вместе с латышскими стрелками Теодор Нетте участвует в борьбе с белогвардейщиной на юге. Развернулись кровопролитные бои под Орлом. Тяжелое ранение выводит Нетте из боевых рядов.

После освобождения Латвии Нетте направляют в Елгаву на пост председателя революционного трибунала. Шпионы, бандиты, спекулянты и им подобные не раз чувствовали революционную волю пролетарского суда, возглавляемого Нетте. Труднейшая работа по