национальности и литовцы по подданству. Они проживали в местечке Сакуны близ города Янишек в Литве. Старший брат Габриловичей Леопольд жил в Варшаве, был майором польской армии; поддерживал постоянную связь с Антоном и Брониславом, которые занимались контрабандой и спекуляцией. Тайком провозили через границу кокаин, папиросы, табак, чулки. Часто бывали в Риге.

Выяснилось, что последнее время братья жаловались на плохие дела (появилось много конкурентов по перевозке контрабанды) и подумывали совсем перебраться в Польшу, где Леопольд имел связи и обещал устроить. Но он дал понять: сначала надо заслужить доверие. Через некоторое время Габриловичей познакомили с планом предстоящей «операции» и обещали деньги, много денег…

Габриловичи отдавали себе отчет в том, на какое смертельно опасное дело их толкали. В Сакунах литовской полицией было найдено письмо, написанное одним из нападавших своему приятелю, Козлову:

«…Я уезжаю на гибель, оставляя тебе обещанное письмо у хорошего знакомого, чтобы через назначенное время, если я не вернусь, чтобы отослали по этому адресу.

Теперь ты, наверное, знаешь, на какую границу мы уехали, нам было неприятно идти на такую операцию, но что же поделать, что другого выхода нам не было. Со спекуляцией почти ничего нельзя заработать, а денег неоткудова взять.

Вы думаете, мы из хорошего пошли таким путем, но верьте мне, если бы было как-нибудь иначе, то ни за что не пошел бы на это дело. Ведь ты знаешь, что службу получить очень трудно, а быть без денег – сойти с ума, а это хуже смерти, если человек понимает жизнь и не может жить, что очень трудно перенести, и тогда становится хуже зверя».

Такое письмо написал, конечно, человек, понимавший, что начинает игру со смертью. Организаторы нападения, разумеется, не предполагали, что советские дипкурьеры отдадут почту без борьбы. Весь расчет был на абсолютную внезапность нападения на сонных людей. (В момент налета бандиты увидели, что Махмасталь уже проснулся и стоит в коридоре, но отступать у них уже не было возможности.)

…Проходили дни, прокуратура занималась второстепенными свидетелями и мелочами, всячески обходя коренной вопрос о том, кто же и с какой целью организовал бандитское нападение.

11 февраля С. И. Боркусевич по поручению Советского правительства снова обратил серьезное внимание правительства Латвии на то, что ничего не предпринято для того, чтобы непрерывно и исчерпывающе держать полпредство СССР «в курсе производимого латвийскими властями следствия» и передаче полпредству всех материалов следствия. В ноте указывалось, что Советское правительство в случае неудовлетворения своих справедливых требований «будет вынуждено рассматривать все это поведение Латвийского Правительства как соучастие в сокрытии следов»[47].

* * *

Не было никакого сомнения, что, организуя вооруженное нападение на советских дипкурьеров, его вдохновители понимали, что это может привести к конфликту между государствами. Не случайно были приняты все меры к тому, чтобы, во-первых, не допустить возможности обнаружения организаторов нападения и, во-вторых, скрыть его действительные цели.

Особенно опасались разоблачения диверсии самими Габриловичами в случае, если бы они попали в руки следствия. Это, видимо, и привело к тому, что Габриловичи, раненные дипкурьерами и, следовательно, не имевшие сил скрыться, были пристрелены третьим нападавшим, которого видели и Махмасталь, и Зелинский.

Несмотря на очевидность преднамеренного убийства братьев Габриловичей своим сообщником, латвийская полиция объявила фальшивое медицинское заключение об их «самоубийстве».

Поскольку угроза разоблачения со стороны Габриловичей отпала, явные и тайные покровители организаторов нападения развернули версию о якобы уголовном характере нападения.

Начало «уголовной» версии положило само министерство иностранных дел Латвии, опубликовавшее еще в день нападения (когда следствие, по существу, и не начиналось) сообщение, что нападение совершено с целью грабежа. В уже упоминавшейся ноте правительства СССР от 11 февраля 1926 года прямо говорилось:

«Оставляя Союзное Правительство в неведении о ходе и результатах следствия, Латвийское Правительство в то же время публикует официальные сообщения, в которых по неизвестным Союзному Правительству причинам еще в самом начале следствия стремится вразрез с общеизвестными уже фактами представить нападение на дипломатических курьеров СССР как простое уголовное преступление»[48].

Многое указывало, что «уголовная» версия предусматривалась еще до начала налета. Разве не в целях камуфляжа была задумана эта мишура с черными маскарадными масками, возгласами бандитов «Деньги!» и прочее.

В действительности бандитов ни деньги, ни ценности в данном случае не интересовали. Их не интересовали и другие пассажиры, среди которых были иностранцы-бизнесмены. Их интересовали только советские дипломатические курьеры и их почта.

Версию об уголовном характере нападения твердили на все лады все буржуазные газеты. Была пущена «утка» о том, что-де «расследование в Латвии подтверждает уголовные цели нападения». В других сообщениях утверждалось, что «литовские власти также подтверждают, что Габриловичи совершили ранее целый ряд грабежей». Однако эти сообщения были опровергнуты.

В номере официоза «Литува» («Литва») от 20 февраля 1926 года было сообщено следующее:

«Расследование показало, что Габриловичи – поляки по национальности, которые занимались темными делами и имели в Польше брата-офицера. Также установлено, что они часто встречались со своим братом и виделись с ним перед самым нападением на курьеров. Таким образом, это нападение было политическое, а не просто нападение разбойников. Но нити его надо искать в Вильно (захваченном тогда поляками – Авт.) или Варшаве».

Таким образом, литовский официоз не только отвергал уголовный характер нападения, но и прямо указывал, где искать его организаторов.

Убедившись, что никто не верит в версию о нападении с целью грабежа, в ход пустили новую, так называемую «литовскую» версию, согласно которой нападение совершено литовцами в отместку якобы за смерть дипкурьера Плющаускаса, умершего в поезде около Москвы в октябре 1925 года. Вдохновителей новой фальсификации не смущало, что вскрытие трупа литовского дипкурьера, произведенное в присутствии литовского официального представителя, установило, что смерть наступила в результате кровоизлияния в мозг и не связана с какими-либо насильственными действиями. Вещи и почта умершего были переданы представителям Литвы в полной неприкосновенности.

Абсурдность и этой версии была очевидной, но и к ней заранее готовились прибегнуть организаторы нападения. Иначе для чего бы понадобились литовское гражданство нападавших, их выброшенные из поезда на снег литовские паспорта и литовские деньги, найденные в карманах Габриловичей! Все это должно было свидетельствовать о желании бандитов скрыть свое гражданство и тем подтвердить причастность к нападению именно литовских органов. А приписать им нападение было бы кое-кому очень выгодно. Улучшавшиеся отношения между Литвой и СССР были бельмом на глазу у английских и особенно у польских правящих кругов. Империалисты хотели во что бы то ни стало сорвать советско-литовские переговоры о заключении договора о развитии