Каниша почувствовала мою досаду:

– Почему, Ксавье?

– Это только первый Импульс, – сказал я. – Будут и другие.

Все резко замолчали.

Гленн встал.

– Вы в этом уверены?

– Нет, – сказал я. – По крайней мере, не на сто процентов. Но что можно сказать по этому Коду уже сейчас, так это то, что в нём есть маркеры зацикленности. Думайте о них как о маленьких таймерах – их не стали бы добавлять в Код, если бы сигнал был одноразовым. Если эта штука не сработает сейчас, то они пошлют её снова. А может быть, пошлют, даже если сработает.

Мы обсудили это. Не все были со мной согласны.

– Значит, нужно приготовиться к такому исходу, – подытожил Гленн. – Если доктор Фейбер прав, нам следует сообщить об этом президенту. У вас есть время до конца ночи, чтобы подготовить краткий отчёт. Я вернусь за ним утром. Мы обеспечим вас кофе, чаем и ужином. Главное, чтобы утром отчёт был готов.

После этого в комнате остались только учёные. Мы взглянули друг на друга и после секундного неловкого молчания принялись за работу.

Пересказывать вам дальнейшие события той ночи дословно было бы невероятно скучно. Всё, что вам нужно знать: мы выпили жуткое количество кофе, исписали восемь листов бумаги, спорили до хрипоты и наконец пришли к некоторому заключению. Гленн появился почти на рассвете. Он выглядел так, как будто спал ещё меньше, чем мы все вместе взятые. Поправив свой галстук, он закрыл за собой дверь и со вздохом сел перед нами.

– Итак, что именно мне стоит сказать президенту Баллард?

Поначалу говорила в основном Каниша:

– Мы считаем, что этот сигнал был послан не с Земли. Ничего подобного наши технологии создать не могут. Вы должны сообщить президенту, что мы обнаружили инопланетное сообщение и…

Тут я вынужден был её прервать.

– Я не уверен, что это именно «сообщение», – сказал я. – Мы всё ещё не пришли к согласию на этот счёт, но лично я считаю, что это больше похоже на трансляцию: не тот сигнал, который подразумевает ответ с нашей стороны. Всё, что нам остаётся, – как-то с ним разобраться.

Гленн был разочарован. Мы только что сказали ему, что человечество наконец-то получило доказательство существования жизни за пределами нашей планеты, но мы не могли просто побыстрее с этим покончить, и ему это не понравилось.

– И как вы предлагаете «разбираться» с ним? – спросил он меня, но смотрел при этом на Канишу.

– Нужно расшифровать его, – сказала доктор Циско. – Но у нас нет здесь подходящих для этого инструментов. Нужно собрать рабочую группу, вовлечь больше людей и выяснить, что именно вся эта чертовщина – то есть трансляция – означает. Как только мы расшифруем Код, мы будем знать, представляет ли сигнал угрозу, и если да, то какую.

Гленн скрипнул зубами, переваривая эту информацию.

– Значит, вы хотите, чтобы я сказал президенту, что мы совершенно точно поймали инопланетный сигнал, но при этом понятия не имеем, о чём в нём говорится или что он означает? И, если я правильно понимаю, это, кроме всего прочего, ещё и потенциальный повод для беспокойства. Доктор Фейбер, этот импульс – сигнал для инопланетного вторжения?

Я сказал:

– Не исключено.

– Я не могу пойти с этим к президенту, пока не буду уверен, что конкретно представляет собой этот Импульс, – сказал он. – Рецепт межгалактического кукурузного хлеба или план битвы для миллиона космических кораблей, готовящихся ко вторжению где-то неподалёку? А может – я всё-таки скажу это – сигнал вообще ничего не значит. Может ли так случиться, что вы в итоге, когда его расшифруете, обнаружите, что это просто последнее сообщение какой-нибудь далёкой цивилизации, которая вымерла два миллиона лет назад?

У нас не нашлось достойного ответа.

Но у меня возникла одна идея.

– Сэр, – сказал я. Доктор Робертс странно на меня покосился, поскольку никогда раньше не слышал, чтобы я обращался так к кому-либо. – Доктор Циско права. Нам нужно сформировать комиссию или целевую группу, или как там это называется, и расшифровать Код. И хорошо бы сделать это ещё вчера. Если вы предоставите нам необходимые ресурсы, мы можем сделать всё относительно тихо и выдать вам ответ в течение недели.

Понятия не имею, почему я предложил именно недельный срок. Расшифровка такого сложного Кода с тем же успехом могла отнять у нас и несколько лет. Но почему-то в голову пришло слово «неделя», и я произнёс его вслух. Другие учёные при этом посмотрели на меня, как на полного психа.

– Ладно, – сказал Гленн, – но Код Импульса остаётся здесь, на планшетах, в пределах Белого дома. На данный момент все вы – члены специальной комиссии. Езжайте домой, возьмите всё, что вам нужно, и возвращайтесь завтра. Ваша неделя начинается сегодня в полночь. Обо всём, что вы обнаружите во время расшифровки, обо всём, что покажется вам тревожным или подозрительным, даже если это просто какая-нибудь мелочь, – немедленно дайте мне знать. Мне не нужно напоминать вам, но если хотя бы одна цифра этого Кода просочится за пределы вашей рабочей группы, то вами займётся соответствующее правительственное подразделение. Я ясно выражаюсь? Если эта информация станет известна кому-либо вне этой группы прежде, чем мы установим её точное значение, – больше о вас никто никогда не услышит.

Гленн ушёл и послал к нам нескольких своих помощников, чтобы начать подготовку по части логистики. Мне не к чему было возвращаться в Новой Шотландии, по крайней мере на этой неделе, так что я переночевал в ближайшем отеле, ожидая возвращения своих коллег.

Но, как вы, вероятно, уже знаете, это был последний раз, когда мы видели доктора Циско.

Она умерла. Попала в аварию по пути домой.

Или, во всяком случае, так нам сказали.

Сегодняшний день начался с жуткой головной боли.

То есть реально жуткой.

Я была в душе, и внезапно мою голову словно пронзили тысячи иголок – от затылка до висков, пока боль не сконцентрировалась где-то за глазами. Я никогда раньше не страдала мигренью с аурой, но сегодня, когда вышла из душа, всё вокруг пульсировало. Свет ламп в ванной и солнечный свет за окном то гас, то разгорался ярче. Я вернулась в постель, написала коллеге с работы, что опоздаю, и свернулась в позу эмбриона.

Я проснулась часом позже, ощущая себя несколько лучше. Но не намного.

Не могу представить, как люди справляются с такой болью постоянно. Я приняла две таблетки «Викодина» и поехала в университет. Фрэнк был на конференции в Лос-Анджелесе, а занятий у меня не было до обеда, так что я сидела за столом в своём кабинете, пытаясь убедить себя, что мне надо заняться отчётами, разобрать растущую кучу скопившихся писем и, возможно, прочитать пару журнальных статей, до которых раньше всё никак не доходили руки. К сожалению, ничего из этого я не сделала. Меня ждал Импульс.