пыл,

Улыбкой древней, негой стона.

* * *

Он маслом умащал волну

Бровей, и мраморные члены

Пугали солнце, точно стены,

И бледной делали луну.

Спускались волосы до стана

Желтей тех редкостных камней.

Что под одеждою своей

Несут купцы из Курдистана.

Лицо цвело, как муст вина,

Недавно сделанного в чанах,

Синее влаги в океанах

Синела взоров глубина.

А шея, плечи, на которых

Сеть жил казалась голубой,

И жемчуг искрился росой

На шелковых его уборах.

* * *

Поставленный на пьедестал.

Он весь горел, – и слеп глядящий,

Затем, что изумруд горящий

На мраморной груди сиял,

Тот страшный камень, полнолунье

В себе сокрывший (водолаз,

Найдя его в Колхиде, раз

Колхидской подарил колдунье).

Бежали на его пути

Увенчанные корибанты,

Суровые слоны-гиганты

Склонялись, чтоб его везти.

Нубийцы смуглые рядами

Несли носилки, чтоб он мог

Смотреть в простор больших дорог

Под радужными веерами.

Ему янтарь и стеатит

Стремил корабль, хитро раскрашен.

Его ничтожнейшие чаши

Нежнейший были хризолит.

Ему везли ларцы из кедра

С одеждой пышною купцы,

Носили шлейф за ним жрецы,

Им принцы одарялись щедро.

Пятьсот жрецов хранили дверь,

Пятьсот других молились, стоя,

Пред алтарем его покоя

Гранитного, – и вот, теперь

Ехидны ползают открыто

Среди поверженных колонн,

А дом разрушен, и склонен

Надменный мрамор монолита.

Онагр приходит и шакал —

Дремать в разрушенных воротах,

Сатиры самок ищут в гротах,

Звеня в зазубренный цимбал

И тихо на высокой крыше

Мартышка Горура средь мглы

Бормочет, слыша, как стволы

Растут, сквозь мрамор, выше, выше.

* * *

А бог разбросан здесь и там:

Я видел каменную руку,

Все сжатую еще, на муку

Сыпучим данную пескам.

И часто, часто перед нею

Дрожала гордых негров рать

И тщетно думали поднять

Неслыханно большую шею

И бородатый бедуин,

Бурнус откидывая пестрый,

Глядит часы на профиль острый

Того, кто был твой паладин.

* * *

Иди, ищи обломки бога,

Омой их вечером в росе,

Один с одним, сложи их все

И призывай их к жизни строго.

Иди, ищи их, где они

Лежат, составь из них Амона

И в исковерканное лоно

Безумье прежнее вдохни.

Дразни словами потайными,

Тебя любил он, доброй будь!

Возлей на кудри нард, а грудь

Обвей полотнами тугими.

Вложи в ладони царский жезл

И выкрась губы соком ягод,

Пусть ткани пурпурные лягут

Вокруг его бесплодных чресл.

* * *

В Египет! Не страшна утрата!

Один лишь Бог сходил во тьму,

Пронзило бок лишь одному

Копье сурового солдата.

А эти? Нет, они живут!

Анубис все сидит в воротах,

Набрал он лотосов в болотах,

Они хребет твой обовьют.

И, на порфировое ложе

Облокотясь, глядит Мемнон:

И каждым желтым утром он

Тебе поет одно и то же.

Нил с рогом сломанным все жег

В постели тинистой, во мраке,

И на засохнувшие злаки

Не разливает мутных вод.

Никто из них не умер; быстро

Сбегутся все они, любя,

И будут целовать тебя

Под звон тимпана или систра.

Поставь же парус у ладьи,

Коней – у черной колесницы,

А если древние гробницы

Уже скучны тебе, иди

По следу льва, к его вертепам,

Поймай его средь диких скал

И умоляй, чтобы он стал

Твоим любовником свирепым.

С ним рядом ляг у тростника

И укуси укусом змея,

Когда ж он захрипит, слабея,

Ударь хвостом свои бока.

И тигра вымани из грота,

Своим супругом называй

И на спине его въезжий

Через Фиванские ворота.

Терзай его в пылу любви,

А если он кусаться будет,

Свали его ударом груди

И тяжкой лапой раздави.

* * *

Зачем ты медлишь? Прочь отсюда!

Ты мне ужасна с давних пор,

Меня томит твой долгий взор,

О, вечно дремлющее чудо.

Ты задуваешь свет свечей

Своим дыханием протяжным,

И лоб мой делается влажным

От гибельной росы ночей.

Твои глаза страшны, как луны,

Дрожащие на дне ручьи,

Язык твой красен, как змея.

Которую тревожат струны.

Твой рот, как черная дыра,

Что факел или уголь красный

Прожег на пестроте прекрасной

Месопотамского ковра.

Прочь! Небо более не звездно.

Луна в восточные врата

Спешит, ее ладья пуста…

Прочь! Или будет слишком поздно.

Смотри, заря спугнула тень

Высоких башен, дождь струями

Вдоль окон льется и слезами

Туманный омрачает день.

Какая фурия в веселье

Тебя сквозь беспокойный мрак,

В питье царицы всыпав мак,

В студенческой забыла келье?

* * *

Какой нездешний грешный дух

Принес мне гибельный подарок?

О, если б свет мой был не ярок

И не приманивал вас двух.

Иль не осталось под луною

Проклятых более, чем я?