же встали новые бойцы. Димитрас послал за подкреплением, видя, как легко редеет его отряд. Завязался бой без особых шансов для греков. Единственное, на что они рассчитывали, что шум боя услышат партизаны Василеоса и придут на помощь. Но ни Димитрас, ни башибузуки, никто, кроме одного человека, и знать не могли, что боевая группа партизан уже действовала.

Бесшумными змеями выползли они из-под перевернутых лодок и ударили в спину жандармам. Если бы все наоборот: под берегом залегли наемники, а пехота пошла бы в село, – то за греков ни один дэв не дал бы и понюшки табаку. Так и планировал поначалу Шахин, но ведь рядом с ним Аелла. И он в который раз послушал ее, боясь лишний раз испытать на себе ее равнодушный холодок.

Плохо обученные, недисциплинированные, не привыкшие к боевым ситуациям, жандармы умирали практически без сопротивления, словно беспомощные, растерявшиеся, запаниковавшие гуси. Жалобно крича и закрываясь от пуль руками. Имея тройной перевес и немецкие винтовки, они не смогли оказать сопротивление пяти револьверам и нескольким охотничьим ружьям. Целый взвод погиб менее чем за пятнадцать минут.

Василеос Анфопулос велел своим людям натянуть на себя простреленные шинели жандармов и турецкие фески. Собрав оружие, партизаны пошли на помощь отбивающимся селянам. Когда небольшой отряд вышел в тыл наемникам, то те поначалу подумали, что это сержант Кучук со своими жандармами, поэтому продолжали вести огонь против дома-крепости. Но когда поняли, что их атакуют сзади, было уже поздно. Урон от удара с тыла оказался велик. Гюрхан Далма стал отступать к лагерю. А греки почти висели на неприятеле, находясь в двух десятках шагов. Из пятидесяти наемников оставалось меньше половины, но они были воинами и большими мастерами своего дела. А греки вооружались на ходу, беря отбитое Василеосом у жандармов оружие. Несли большие потери, не умея укрываться и быстро перезаряжать. Лишь ярость внутри каждого превращалась в хаотичный безумный натиск и заставляла врага отступать.

А еще помощь с небес. Ахмет Челик вновь и вновь совершал вираж и заходил над полем сражения, стреляя из своего револьвера по наемникам. В пылу боя, а тем более из лагеря никто не заметит, на чьей стороне капитан. Он не мог атаковать гранатами – слишком близко друг от друга находились противоборствующие стороны. Это был его триумф. Две группы греков действовали сообща, не имея представления друг о друге, ни о чем заранее не договариваясь. Единственным центром управления был он.

Из лагеря за развернувшейся картиной наблюдал подполковник Шахин.

– Эр-онбаши Калыч! – рявкнул подполковник и отбросил далеко от себя хлыст.

– Да, господин!..

– Разворачивайте пулемет и открывайте огонь!

– Но там наши наемники?! – Калыч удивленно посмотрел на начальника.

– Но там и наши враги, которые на плечах наемников могут ворваться в лагерь!

– Слушаюсь! – Майор отдал честь и заспешил к пулеметному расчету.

Лагерь Шахина располагался у самого подножия гор чуть выше долины. К нему вела одна-единственная дорога, перегороженная на подступах несколькими телегами и мешками с песком. Сверху простреливалась каждая пядь. Но пулеметы не посылают пули по дуге, так же как и любое другое стрелковое оружие. Башибузуки оказались между атакующими греками и трясущимся от страха за собственную жизнь подполковником Шахином.

Раздался сухой треск пулеметной очереди. Подкошенные наемники покатились вниз, увлекая за собой живых. Одни успели упасть за камни, другие оказались под ногами преследующих партизан. Следующей очередью разметало греков. Они попятились. Затем ружейный залп – и вновь убитые падают снопами. Башибузуки и повстанцы смешались в одну кучу. А турки все стреляли и стреляли с высоты своих позиций, пока на дороге не осталось ни одного живого.

Глава 6

В январе 1916 года русские войска под командованием генерала Юденича взяли Эрзерум. Третья турецкая армия была наголову разбита, остатки ее вдоль побережья Черного моря откатывались к Трапезунду. Русских встречали как освободителей – цветами. Митрополит города отслужил в православном храме торжественный молебен во здравие государя императора Николая Второго, на котором лично присутствовал главнокомандующий Черноморскими силами и весь штаб. Юденич и его генералы понимали, что для окончательной победы нужно двигаться дальше, и чем скорее, тем лучше. Но обильные осадки в виде мокрого снега и дождя сделали дороги непроходимыми. Оставался только один путь – вдоль моря, по следам отступающего неприятеля. Для этой цели была выделена специальная Приморская группа под командованием генерал-лейтенанта Владимира Платоновича Ляхова, перед которой ставилась задача – добить врага и войти в Трапезунд.

Приписной казак, генерал Ляхов не любил солдафонства, презирал чванство, очень ценил храбрость и преданность, а перед струсившими и малодушными умел не выдать своей брезгливости. Солдаты и казаки души не чаяли в своем отце-командире.

Вот поэтому у штаб-ротмистра Алексея Вихляева радостно и гордо застучало в ушах, когда адъютант Ляхова сообщил, что его превосходительство вызывает к себе.

Генерал со свитой расположились в особняке, который еще три дня назад занимал сам Энвер-паша. В бывшем рабочем кабинете паши убрали портрет султана, а на его место водрузили портрет Николая. Смели все вещи из мусульманского обихода, заменив отечественными чайниками и самоварами. За окном вывесили флаг Российской империи.

На длинном столе, обитом зеленым бархатом, пылали трофейными свечами золоченые канделябры. Сорокачетырехлетний Ляхов курил казацкую трубку, выпуская плотные клубы дыма. Настолько плотные, что исчезало лицо самого генерала.

– На Дону делали! – сказал Ляхов покрутив трубку в руке, глядя на сидевшего по правую руку генерал-поручика Савву Ильича Черкашина. – Думаете, справится?

– Лучше на сегодни не сыщешь! – ответил Черкашин со своим хитроватым вологодским выговором.

– Сегодни, – повторил с улыбкой Ляхов, – эк у вас получается. Как какая задумка в голове, так сразу на вологодчинку переходите.

– Зато у нас трубок таких не делают.

– Что-то уже понятно по потерям?

– Пока только общие. Каковы потери нашей группы, выяснится через день-два. А так, извольте, сорок тысяч турок только убитыми. Раненых и пленных тоже пока не считали. У нас – две тысячи триста убитыми и четырнадцать тысяч ранеными. Трофеи тоже еще не посчитаны. Но много винтовок германского производства системы «Маузер» 1898 года – это даже непристальным взглядом видно. Пулеметы, пушки – тоже их. На тех участках, где турок воевал старым оружием – особо большие потери. А где германским – там мы изрядно.

– Нужно провести с помощью аэропланов разведывательные мероприятия. – Ляхов подошел к карте. – Мы ничего не знаем об укрепленных линиях неприятеля вдоль моря. Далее, сообщить данные нашей флотилии. Они нанесут удары из дальнобойных орудий. Потом в прорыв бросим казаков. В общем, к концу зимы Трапезунд должен пасть. А там и все остальные,