Может, дело и не в забывчивости, по результат вполне мог бы быть тем же самым.

— Доминик никогда не нарушает обещаний. Он зайдет за тобой.

И словно по волшебству, из-за вагончика выступил Доминик. Кэтрин испугалась.

Она ждала угрюмого взгляда, но Доминик, хитро глядя на нее, улыбался. Сегодня на нем была красная шелковая рубаха с длинными рукавами. Вырез у нее был почти до талии, и Кэтрин пришлось взять себя в руки, чтобы не смотреть на мощную мускулистую грудь.

— Прекрасно выглядишь, Медела. Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо.

Цыганка улыбнулась и погладила живот.

— Это все из-за ее волшебства.

Доминик кивнул, потом сказал Катрин:

— Ярмарка уже началась, Катрина. Ты готова?

— Я? Да! Я думала, что ты… Я хочу сказать, ночью… Я боялась, что ты мог…

Предательская краска хлынула к щекам, и Кэтрин, боясь, что станет еще хуже, просто спросила:

— Так мы идем?

— Разумеется, — недоуменно глядя на Кэтрин, ответил Доминик. — Почему нет?

Доминик взял ее за руку и повел туда, где были привязаны лошади. Пять из них были наряжены, одна оседлана, но двоих — серого в яблоках жеребца и красавицу кобылку Доминик как будто брать не собирался.

— Их ты не будешь продавать?

— Нет.

Доминик поднял ее и боком посадил на высокого темного, в белых «чулках» жеребца, а сам вскочил в седло позади. Кэтрин почувствовала тепло его сильного тела.

— Можно, я поеду на другой лошади? — спросила Кэтрин.

Чем дальше от него, тем спокойнее.

— Ты умеешь ездить верхом?

— Конечно.

Все женщины ее круга обучались искусству верховой езды, а Кэтрин к тому же любила лошадей и ездила намного лучше своих подруг.

— Ты не перестаешь удивлять меня, Катрина. Я начинаю бояться, что под этим простым нарядим спрятана настоящая леди, и мне это очень не нравится.

— А если и так, тебе-то что?

Сердце Кэтрин забилось сильнее.

— Если бы я была леди, ты бы перестал меня преследовать и сразу отвез бы домой?

Доминик усмехнулся:

— Учитывая то, что тебя мне продали, да еще и за большие деньги, мои «преследования», как ты выражаешься, совершенные пустяки. А домой, можешь не беспокоиться, доставлю в целости.

— Когда?

— Не сегодня точно.

Доминик прищелкнул языком и пустил коня рысью.

— Сегодня у нас есть дела поважнее.

«И конечно, не завтра. Никуда ты меня не повезешь, пока не уложишь в постель! Ну нет. Ты упрям, а я еще упрямее. Сбегу при первой же возможности».

Рядом шли крестьяне, цыгане в нарядных одеждах, которые тоже вели лошадей, бежали дети, собаки, ехали повозки. Некоторые из повозок были расписаны таинственными знаками и призывали узнать свое будущее. Кэтрин видела жонглеров, разносчиков с пирогами и конфетами, старьевщиков, шорников. Кто-то расхваливал свои плети и уздечки, кто-то приглашал покупать мундштуки, трубки и даже пастушьи дудки.

Царила обстановка праздничного хаоса, неразберихи, и эта обстановка была Кэтрин как раз на руку.

— Здесь, как нигде, можно изучить ремесло грейн-гери, торговца лошадьми, — пояснил Доминик, спрыгивая с коня и подавая ей руку, — смотри…

Он повел коней к высокому худому цыгану, о чем-то спорившему с толстым крестьянином-французом. Цыган держал на поводу маленькую гнедую кобылку. Та пританцовывала, гордо задирала голову, раздувала ноздри.

— Ты хочешь купить ее? — спросила Кэтрин. — Очень живая лошадка.

Доминик хмыкнул.

— Да, живая, потому что Тибор дал ей чуть-чуть мышьяка. Он и взвинтил кобылке нервы. Гораздо чаще им дают соли, чтобы кони хотели пить. Так или иначе, животное покажет себя в лучшем свете.

У Кэтрин от возмущения перехватило дыхание.

— Это бесчестно, низко… Самый вероломный…

— Один из вероломных еще не значит самый вероломный, — поправил Доминик с кривой усмешкой. — Этот простой трюк цыгане используют для гаджио, потому что настоящий знаток легко разгадает такую детскую уловку.

— Ничего себе детская уловка!

— Другой прием — стегать лошадь, когда кто-нибудь потрясет камешками в ведре. Лошадь приучается бояться звука. Когда владелец хочет показать норов лошадки, он просто постукивает камешком.

— И ты используешь такие трюки?

Кэтрин казалось, что за такое она возненавидит Доминика.

— Я никогда не стал бы мучить животное, хотя раньше использовал кое-какие приемы, но другого рода. Однако мое знание джанжано, что означает надувательство, помогает мне при покупке лошадей.

Доминик подвел Кэтрин к цыгану с изрытым оспой плоским лицом. Тот продавал трех черных рысаков.

— Домини! — позвал толстяк. — Вижу, ты продаешь полудохлых лошадок. Ха, им далеко до моих.

— Катрина, это Адольф, — представил цыгана Доминик.

Тот приподнял шляпу с обтрепанными полями, Волосы под шляпой были слипшиеся, неопрятные.

— Здравствуйте, — сказала Кэтрин.

— Ну что, Катрина, — спросил ее Доминик, — купила бы ты этих лошадок?

Что-то в тоне Доминика насторожило Кэтрин. Почуяв подвох, она подошла поближе к лошадям. Потрепала одного из жеребцов по крутой шее, внимательно осмотрела его.

— Позвольте посмотреть ему в зубы.

Доминик глядел на девушку с одобрением. Адольф подошел к коню, раскрыл ему рот, и Кэтрин увидела, что, хоть нескольких зубов и не хватало, оставшиеся были сточены в соответствии с возрастом коня.

Кэтрин кое-что знала о лошадях. Пусть не слишком много, но достаточно для того, чтобы по достоинству оценить его лодыжки, крепкие копыта, мускулистую грудь и ноги.

— Ничего плохого я не заметила.

— Он выглядит здоровым, — согласился Доминик, — и я верю, что так оно и есть. Жаль только, что жить бедняге осталось недолго.

Доминик вытащил из-за голенища сапога тонкий нож и, разжав коню челюсти, снял с одного из зубов кусок смолы. Зуб под смолой оказался здорово сточенным.

— Видишь, он куда старше, чем кажется.

Адольф казался страшно удивленным.

— Да пусть глаза у меня повыскакивают, если этот конь старше семи лет. Он, должно быть, съел что-нибудь.

— Смолу, например? — спросил Доминик.

— Но у него нет ни одного седого волоса, — возразила Кэтрин. — Смотри, он весь черный.

— Поташ, — пояснил Доминик. — Его втирают в шерсть, чтобы скрыть седину.