Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что вне семейных праздников мы с ней особо не контачили, ну потому что как-то стрёмно было постоянно эти приколы слушать. Сходили как-то в кино, чисто по-дружески, безо всяких там задних мыслей. Так потом все эти взгляды да подначки житья не давали. В общем, любви у нас и не планировалось, а тесной дружбы не случилось, из-за родных и близких.
Потом уже, будучи взрослым, я узнал, что её мать действительно надеялась, что у нас что-то получится. Но не получилось. Не судьба, значит.
— Алло…
Трубку берёт Антон.
— Антоха, здорово, — говорю я.
— А, привет.
Он парень шустрый, занимается хоккеем и мутит постоянно, кстати. То клюшки какие-то покупает и продаёт, то ещё чего. Его родители к этому спокойно относятся, а моих коробит. Вроде как неправильно это. Торгашество.
— Как делишки? — спрашиваю я.
— Ничего, а у тебя?
— Да, у меня-то что? Каникулы, свобода. Это вы с Катюхой экзамены сдаёте.
— Да-а-а, — вздыхает он. — Но у меня завтра последний.
— Какой?
— Геометрия.
— Учи теорему Пифагора, сто процентов тебе выпадет, — предупреждаю я.
Он сдаёт после восьмого класса, а сестра после десятого, и я вспоминаю, что он на Пифагоре завалился и получил трояк. Потом его этим Пифагором два года допекали.
— Да я всё выучил уже! — самоуверенно отвечает он.
— Ну, смотри, я тебя предупредил. Где там сестра твоя?
— Ты ей что ли звонишь?
— Ей, конечно, дома она?
— Сейчас, позову. Кать, иди, жених твой.
Ну, не собака ли? Зря ему про Пифагора сказал.
— Алло? — журчит голосок моей «невесты».
Я уж и забыл, как он звучит. Неплохо звучит, мило.
— Кать, привет, это я. Как жизнь?
— Приве-е-е-т, — тянет она и я слышу по голосу, что улыбается. — Нормально. К экзаменам вот готовлюсь.
Надо же, обрадовалась. Ну, честно говоря, с ней всегда легко было болтать. С другими девчонками у меня прежнего порой возникали паузы, неловкости и отчаянные попытки немедленно придумать, о чём говорить, а с ней всегда всё было просто.
— Когда ближайший? — спрашиваю я.
— Завтра. Химия.
— О, надо мне маму вместо тебя отправить.
— Ага, — соглашается она. — Я бы не отказалась.
— Утром сдаёшь?
— Да, к половине девятого пойду. А что? Ты-то бездельничаешь, да?
— Не завидуй, — смеюсь я. — Мне всё это ещё предстоит в следующем году.
— Я не завидую, — вздыхает она и тоже смеётся. — Хотя, нет. Завидую.
— Кать, слушай, мне с тобой посоветоваться надо, — перехожу я к делу. — Ты можешь ко мне завтра зайти после экзамена? Я хочу тебе показать кое-что.
— Показать? — удивляется она. — А что?
— Ну… Тут мне по швейному делу совет нужен. Ты в Москву-то собираешься?
Знаю, что собирается. Поедет поступать в Текстильный институт на модельера или что-то в этом роде. Не поступит, к сожалению. Вернётся и год будет работать то ли на швейной фабрике, то ли в ателье и в конце концов пойдёт в техникум. Потом когда-то откроет швейный цех, если я не путаю…
— Собираюсь. Поедем с мамой в конце июля. Через полтора месяца уже.
— Ну, отлично, молодец. Так что, придёшь завтра?
— Ну… ладно… А во сколько? Я ведь точно не знаю, когда у меня закончится.
— Ну, не беда, я буду дома сидеть и ждать. Когда закончится, тогда и закончится.
— Ты шить что ли собираешься?
— Ну, вроде как, — усмехаюсь я.
— Прям секретный такой… Ну, ладно, приду.
Она с детства любит шить и умеет это делать весьма неплохо. Известная в наших кругах швея, одним словом. Посмотрим, что она скажет насчёт моей идеи. Если откажется сама, может кого-нибудь посоветует.
Я завтракаю и собираюсь идти навестить дядьку. Одеваюсь, когда звонит телефон. Это мама.
— Артём, слушай, я поговорила у нас с преподавательницей английского. Молодая девочка, её все очень и очень хвалят. Говорят хорошая, как ты и хотел. Так вот, она не против позаниматься с тобой. Поэтому сегодня в час дня придёшь в университет… Помнишь, где романо-германская филология?
— Помню…
— Вот. Приходи туда. Зайдёшь на кафедру, и спросишь Лилию Юрьевну Урусову. Она тебя посмотрит и решит, что с тобой делать. Запиши имя и номер кабинета.
Я записываю, одеваюсь и выскакиваю из дома. На сердце легко, настроение беззаботное. Лето, кайф, никаких экзаменов, никаких напрягов, вся жизнь впереди. Блин, как же здорово!
Во дворе дерутся воробьи, дворник метёт дорогу метлой с жёсткими редкими прутьями, бабушки сидят на лавке и жмурятся на солнышке. Пахнет озоном.
Я прохожу мимо школы, мимо гастронома и захожу в «Домовую кухню». Покупаю несколько слоек и котлеты-полуфабрикаты в панировке. Они, конечно, внутри в основном из хлеба, но, в конце концов, и что из того? Приду и пожарю дядьке.
Складываю всё в сшитую бабушкой сумку из плащёвки, выхожу и шпарю по Ноградской в сторону Пятьдесят лет Октября. Там снова иду по двору. Обхожу невысыхающую лужу, ни Жука, ни Аркана, к счастью, не встречаю и двигаю непосредственно к дядькиному подъезду.
Поднимаюсь на пятый этаж и звоню в дверь. Она тут же, в тот же миг открывается и передо мной предстаёт дядя Гриша. Глаза выпуклые, горят огнём, лицо белое, испуганное, на лбу испарина. Он подаётся вперёд, хватает меня за шиворот и втаскивает в квартиру.
Дверь тут же закрывается. Очень тихо и аккуратно, и дядька набрасывается на меня.
— Ты её видел⁈ — шепчет он. — Видел или нет? Раз молчишь, значит видел.
— Кого⁈ — недоумённо спрашиваю я.
— Тихо! — шипит он, резко прикладывая палец к губам. — Продала сука! Падла ментовская!
Обострение, блин… Сейчас