Карета подъезжает к перекрестку. На солнце­пеке рыжий детина с всклокоченной бородой... переминается с ноги на ногу, чего-то ждет. На­встречу королевской карете из маленькой улочки на перекресток выезжает огромный воз, гружен­ный сеном... Воз перегородил дорогу королевской карете. Она остановилась. И моментально на ко­лесо мимо оторопевших гвардейцев вскочил ры­жий детина. Считанные секунды — и его голова, под­няв кожу, просунулась в окно, и уже длиннющая рука с кинжалом бьет в грудь короля...

— Боже мой, — хрипит король.

Но герцог де Монбазон удара не видит, в этот миг он возмущенно кричит на возницу. Услышав вскрик короля, повернулся к Генриху, спросил:

— Что, Ваше Величество?

В это время вновь просунулась рука с кинжалом. Детина наносит второй удар... третий... Ко­роль откинулся на сиденье, кровь хлынула горлом... Крики... Кричат герцог... жена... дети... Король не­движимый сидит в карете... Убийцу схватили, бьют пришедшие в себя гвардейцы... Но тот и не пыта­ется бежать, лишь защищается руками от ударов...

Так погиб этот веселый и умный женолюб-ко­роль. Как сказал ехавший с ним в карете его люби­мец герцог Монбазон: «Бог дал ему все, кроме смерти в своей постели».

Герцог де Монбазон, свидетель смерти короля Генриха, и был отцом той самой герцогини де Шеврез.

Месье Антуан остановился, помолчал, потом продолжил равнодушным тоном лектора:

— У короля было много врагов, и до этого было восемнадцать неудачных покушений; почти все по­кушавшиеся были четвертованы.

Удачливым убийцей оказался простолюдин по имени Франсуа Равальяк, фанатик-католик... Ко­торому кто-то внушал, что король Генрих — тайный протестант, сменивший веру только ради власти, что он готовит войну с папой и завоевание мира протестантами... И которого кто-то предупредил о поездке короля в Арсенал. Кто внушал? Кто пред­упредил? Протестанты, ненавидевшие короля за то, что стал католиком, католики, подозревавшие, что он остался протестантом, или королева, устав­шая от измен Генриха и сама мечтавшая о власти? Или ее тогдашний любовник? Или аристократы, недовольные усилением королевской власти? Или кто-то из брошенных любовниц, так и не простив­ших короля? Или... Всегда найдется много «или»... у кого много врагов. Нужен лишь один безумный, который поменяет ход Истории... Сколько их было и будет!

Но тогда следствие подозрительно быстро за­кончилось обычным выводом: убийца был одиноч­кой. Зрелище казни сделали обычно устрашаю­щим. Несчастного четвертовали: четыре лошади рванулись в разные стороны и разнесли тело Равальяка. Францией начала править королева Ма­рия. Она — регентша при девятилетнем сыне Лю­довике XIII.

Теперь Мария всегда в черном — в вечном трауре, доказательстве любви к мужу, который ее не любил и которого не любила она, измученная его изменами и сама ему изменявшая. Очередная чело­веческая комедия, столько раз бывшая под солнцем. Семь лет будет править королева-регентша, и пра­вить, как давно мечтала: всю власть Мария Медичи передает тому, кого так страстно любила.

Ее любовник, красавчик флорентинец Кончино Кончини приехал из Италии в ее свите. Для приличия королева женила его на своей молочной сестре — дочери кормилицы. Прехорошенькая, хитрющая пройдоха — простолюдинка Леонора с детства закадычная подруга королевы Марии.

Уже вскоре после убийства короля по Парижу поползли стыдные слухи. Будто семейная жизнь четы Кончини должна прикрывать отношения со­рокалетней королевы-регентши с красавцем фло­рентинцем. Эта ситуация тоже часто повторялась в истории. Точно так же семья вашего временщика Бирона прикрывала его ночи с вашей царицей Ан­ной Иоанновной... Но обезумевшая от любви ре­гентша перестает стесняться. Стареющая королева щедро оплачивает ночи Кончини. Любовник ста­новится Первым камергером; никогда не воевав­ший, он получает звание маршала Франции. Фло­рентинец из бедной дворянской семьи обезумел от открывшихся возможностей. Что делать — «жаднее богатых только бедные». Он беззастенчиво оби­рает казну! По приказу королевы исполняются все его алчные прихоти: для него выбивают драгоцен­ные камни из короны покойного короля.

Роскошный дворец фаворита и королевский Лувр разделял глубокий овраг. Королева велит по­строить через него мостик, который парижане тотчас насмешливо прозвали «мостиком любви». Каждое утро фаворит идет по этому мостику во дворец, чтобы засвидетельствовать почтение ко­ролеве, и каждую ночь крадется туда же, чтобы оставаться там до рассвета. Такое же безродное ничтожество, как и ваш Бирон, он нагло помыкает первыми фамилиями Франции. Но в отличие от вечно покорной Руси в стране вечно мятежных галлов такое долго продолжаться не могло. Знат­нейшие фамилии радостно начинают бунтовать. По Парижу гуляют непристойные сочинения о фа­ворите и королеве с похабными рисунками.

Ее сыну Людовику пошел уже шестнадцатый год. Дети вырастают незаметно, но родительницы продолжают относиться к ним как к детям. Исто­рия также обычная под солнцем и очень опасная, коли ребенок — король.

Юный король проводит много времени на охоте. Здесь он и приобрел старшего друга с очень смелыми замыслами.

«Фаворит умер, да здравствует фаворит!»

Герцог Альбер де Люинь — прирожденный ца­редворец, то есть великий интриган. Каждый день он сопровождает короля на любимую охоту и ста­новится неразлучным с юным Людовиком XIII. Шестнадцатилетний король ненавидит любовника матери и страдает от позорных слухов, которыми услужливо и ежедневно снабжает его герцог вместе с постыдными памфлетами и непристойными ри­сунками.

И однажды герцог предлагает юноше покон­чить с фаворитом. Людовик колеблется: он при­вык подчиняться матери, он боится. И тогда де Люинь играет по-крупному. Он сообщает юноше: терпение знати закончилось — готовится бунт, ко­торый может стать не только гибелью фаворита, но и концом великой династии. Есть только один выход: опередить знать и убрать итальянца, кото­рого ненавидит весь Париж. И стать, наконец, ко­ролем!

Людовик соглашается.

Утром герцог передает капитану королевских гвардейцев приказ короля: арестовать всемогу­щего фаворита. И коли он будет сопротивляться...

Капитан улыбается — дальше продолжать не стоит.

Гвардейцы встретили Кончини на «мостике любви»... «Разодетый итальянский павлин» шел во дворец королевы, как всегда, окруженный шумной толпой стражи и прихлебателей-придворных. Име­нем короля капитан гвардейцев объявил Кончини арестованным. Взбешенный фаворит выхватил шпагу. Этого и ждал капитан. Выстрелом в упор из пистолета преспокойно застрелил маршала Фран­ции. Прихлебатели и охрана Кончини тотчас раз­бежались, как всегда бывает под солнцем.

Гвардейцы короля, хохоча, долго пинали но­гами тело временщика. Вдоволь надругавшись над тем, кому вчера угодливо служили, гвардейцы за­копали труп. Но народ... Добрый народ захотел тоже повеселиться. Народ вырыл из могилы труп вчерашнего повелителя.

Мертвое тело топтали ногами, били палками, женщины царапали ногтями мертвое лицо, мочи­лись на труп. Потом тело поволокли по улицам к Новому мосту, где стояла конная статуя короля Ген­риха. Здесь труп любовника вдовы Генриха подве­сили за голову к статуе ее мужа, и народ отплясы­вал вокруг трупа, распевая похабные песни о ко­ролеве... Потом начали резать мертвое тело ее лю­бовника... Нос, пальцы — брали на память. Жалкие останки, точнее — остатки, торжественно сожгли на Новом мосту перед статуей Генриха. Эта дья­вольская радость черни, ее упоение зверством, надругательством над вчерашним властелином... в нем уже мерещилась будущая революция... Точ­нее, все революции, и ваша в том числе. Ибо нет ничего нового под солнцем. Герцог де Люинь до конца дирижировал переворотом. Королеве-ма­тери было запрещено покидать Лувр. Вчерашняя всесильная королева Мария беспомощно наблю­дала в окно, как рушили все, что осталось от не­счастного любовника, — «мостик любви». Ее лю­бимую подругу, жену убитого, хранительницу ее интимных тайн, герцог де Люинь приказал аре­стовать и пытать. Несчастная молила прекратить пытку — признала все, в чем ее обвинили: колдов­ство, полеты на шабаш, совокупление с дьяволом и попытку извести короля! Молочную сестру ко­ролевы сожгли на костре при счастливых криках тысячной толпы.