на Брана. — Твои друзья не ищут ответов. Они просто хотят сбежать. Им не нужна печальная истина бытия, они не готовы ее принять.

— Почему вы решили, что я готов? — отважно парировал Бран, задыхаясь от участившегося сердцебиения.

— Я это чувствую, осязаю. Твоя душа, все твои помыслы направлены на изучение, исследование, анализ выпавшего тебе и твоим соратникам испытания. Разве твой пытливый ум не просит дать ему свежей пищи, как просит заблудший путник куска хлеба и стакана чистой воды? Разве не ты осматривал на поляне бездыханное тело дикого кабана? Разве не ты пытался изучить его внутренности, дотрагиваясь до еще не остывшего сердца?

Бран задумался. Одвал будто бы читал его мысли, рылся в них, подобно тому, как голодная мышь рыщет в зерновом хранилище. Это пугало и настораживало, но отступить, сбежать, разбудить друзей и показать им сатира ему вовсе не хотелось.

— Но зачем тебе помогать кому-то вроде меня? Разве я не чужд лесу?

Сатир почесал редкую бородку, как бы обдумывая слова мальчика, затем заинтересованно произнес:

— Хочешь знать, что произошло в доме ведьмы на отшибе леса?

Бран потупил взгляд. Одвал не хотел отвечать на его вопросы, скорее, желал сам поглубже окунуться в размышления и помыслы юноши, вывернув их наизнанку. Но то, что произошло в ту ночь, все же занимало его мысли и, если был шанс узнать ответы, то почему бы не пойти на поводу у загадочного сатира? Одна часть Брана, более рассудительная и сдержанная, умоляла его покинуть бор, вернуться на лужайку и заплакать от дикого страха, а другая, любопытная и отчаянная, настоятельно шептала, науськивала, побуждала до капли высосать правду из этого существа, показать Одвалу, что тот не имеет ни малейшего права управлять мальчиком, дергать, подобно коварному, двуличному кукловоду, за тонкие нити его души.

— Хочу! — неожиданно резко выпалил Бран, сам не понимая, откуда вновь взялась эта загадочная сила, это желание исследовать все и вся, не боясь при этом за собственную жизнь. Будто это был не он, а другой, более жадный, неустрашимый Бран, который отнюдь не был человеком, скорее, разумным животным, подобно сатиру.

— Что ж, я поведаю тебе об этом, — выдохнул Одвал и посмотрел в бездонно-серые глаза Брана, начав рассказ о том, о чем юноша вовсе не догадывался. — Ава, та самая девушка с зелеными, как свежая трава, волосами и дивным обличием, которая к рассвету собирает травы, спасает выпавших из высоких гнезд маленьких ласточек и стрижей, кормит орехами белок у своего дома, к ночи перестает быть собой, — задумчиво говорил Одвал, стараясь не отпугнуть мелко дрожащего от неподдельного интереса Брана. — Ава правит лесным днем, Мара правит лесной ночью. Секрет в том, что на твою рыжеволосую подругу напала не Ава, а ее коварная сестра, которая сокрыта глубоко в девичьем теле до наступления призрачных сумерек. Она такой же дух леса, как и я, только вот из-за своей необузданной страсти убивать все живое Мара не может стать истинными хранителем, она способна лишь на душегубство, но не на прощение. Так что, можно сказать, Ава не повинна в этом преступлении. Тело, которое она делит со своей сестрой, искажено, обезображено, благодаря твоему желанию защитить друзей. Теперь добродушная колдунья стала выглядеть равно устрашающе, как и ее иное ночное обличье, к тому же безвозвратно ослепнув.

У Брана прошел колючий холодок по спине. От осознания собственного злодеяния он не мог вымолвить ни слова. Разве мог мальчик догадываться о том, что тот свирепый монстр был Авой, не желающей детям никакого зла? Да и какая теперь разница, когда волшебница, живущая травничеством и сотворением эссенций, вынуждена коротать свои дни в лишенном красок мире?

— Я не знал. Если бы я знал, я бы… — начал оправдываться Бран.

Одвал лишь провел указательным пальцем по собственным широким губам, как бы давая понять, что слова Брана не соответствуют логике его поступков.

— Если бы ты знал, сделал бы то же самое. Вопрос лишь в осознанности собственных действий, — загадочно проговорил сатир, рукой приглашая Брана сесть близ него, на что тот сразу же ответил согласием и умостившись рядом, продолжил с интересом взирать на нового знакомого. — Ты желаешь знать, к чему привели твои деяния, дитя?

Бран молча кивнул, глубоко в душе страшась узнать ответ. Но животный интерес поглощал его, сливался с его кровью и плотью. Иной Бран забрал тело и душу, изо всех сил стараясь развеять страх, царящий в его человеческой кроткой части.

— Как только ты выжег Аве глаза, Мара завладела частью ее естества. С тем, когда зрение покинуло волшебницу, с тем, как ты лишил ее возможности видеть дневной свет, оставив лишь полную черную тьму ослепленных глазниц, Авы не стало. Осталась лишь ночь, в которой царит ее обезумевшая, кровожадная сестра.

Бран опустил голову. Он остро ощущал неверность принятого им решения. После того как юноша нашел в погребе Авы огромное количество чудесных эссенций и узнал, что девушка всерьез поддерживает его ярое увлечение, то вскользь задумался над тем, что однажды, когда буря событий канет в небытие, когда ребята вернутся в Ардстро и разум их очистится от малодушия, он сможет вернуться в дом Авы и с ее позволения поселиться с ней в той диковинно украшенной лачуге, чтобы изучать травничество, создавать эссенции и познавать научную сторону всех этих занимательных процессов, заставляющих его сознание трепетать, а тело бросаться в гущу событий, не страшась возможной опасности.

— Не грусти, дитя. Ты ведь спас своих товарищей. Должно быть, это было более ценным, нежели потухшая жизнь лесного монстра, — сказал Одвал, опуская громоздкую ладонь Брану на плечо. — Сохранение одной жизни ведет к уходу другой. Таков порядок вещей и с ним, поверь мне, невозможно спорить.

Бран уткнулся в собственные колени, пытаясь почувствовать еще хоть что-то, заплакать или закричать в залитую звездным сиянием ночь. Но дверца, за которой покоились его эмоции и чувства, была словно закрыта кем-то. На ней висел тяжелый железный замок, не позволяющий ему хоть каким-то образом пережить это обуревающее его горе.

— Что еще ты хочешь узнать, дитя? — будто вовсе не замечая тщетных попыток Брана сделать что-либо с собственным безразличием, спросил Одвал.

— В этом лесу есть какой-нибудь источник? Ужасно хочется пить, а мы бессильны найти его.

— Источник? — задумчиво переспросил сатир. — Ах да, припоминаю. Есть, но ближайший к вам находится по ту сторону, — крепкой, морщинистой ладонью он указал направление, куда детям стоило держать свой путь. — Там есть небольшое, практически незагрязненное болото. Если не хотите умереть