от жажды, то вам лучше следовать на юг. Туда, где простирается поляна лесного камыша, слышно кваканье травяных лягушек, квакш, жерлянок и глухой писк древесной саламандры.

— А чего-то почище болота не найдется? — полушепотом переспросил Бран, все же страшась, что его надоедливые вопросы выведут лесного духа из себя.

— Есть. Туманное озеро. Но я не советовал бы вам отправляться туда сейчас. Пока еще не время… — таинственно сказал Одвал, будто бы замыслив что-то нехорошее.

— Пока еще не время? Что вы имеете в виду? — заинтересованно переспросил Бран.

Пытливый ум юноши распознавал в этих загадках некую откровенную издевку, словно он был управляем кем-то другим, более могущественным и всевластным.

— Всему свое время, дитя мое, а покамест тебе следует послушать кое-что, — с этими словами Одвал достал свою длинную, поблескивающую в свете звездного неба флейту и, не дождавшись ответа юноши, начал исполнять дивную мелодию.

Бран услышал мелодию глинистой плодородной лесной почвы, которой так хотели завладеть жители деревни, молодой травы, плодоносных кустарников, еловых ветвей и причудливых яйцевидных шишек. Мелодию леса, животных, что рождаются, проживают свою жизнь и умирают здесь, становясь черноземом. Мелодию Ардстро и людей, коротающих в деревне отведенные им дни. Мелодию самой жизни. Она разливалась по телу Брана, словно топленое масло по стенкам жестяной кастрюли. Дышала его легкими, отбивала ритм его измученного путешествием сердца. Звуки были необычайно воздушными, чистыми и прозрачными, словно вода в только что вырытом колодце, напоминали пение первых жаворонков. Мелодия порхала над лесом, словно дивная жар-птица.

Эта чудная песнь овладела Браном, его веки стали медленно слипаться, подобно уставшим за день крылышкам бабочки белянки. Поддавшись искушению, он больше не мог держать равновесия и, как мешок, наполненный снедью, свалившись в мокрую сырую траву, крепко уснул, подобно ребенку, засыпающему под самые волшебные сказки, рассказанные родной матерью в предзакатный час.

— Вот же черт! И, по-вашему, я должен был просыпаться из-за этого олуха, решившего прогуляться по полному хищных тварей лесу? Еще и проспал свой же дозор! — возмущался Фиц, раскидывая руки в стороны от собственного негодования. — Он совсем не меняется. Как дрых беспробудно, когда мы искали выход из ведьминого подвала, так безответственно ведет себя и сейчас!

Бран приподнялся на локтях, голова кружилась, а желудок болел от скрутившего его голода. Как он мог проспать свое дежурство? Почему оказался посреди бора, когда должен был оставаться на лужайке?

— Ну уж точно не безответственней тебя! И вообще, твой командирский тон и лидерский настрой уже хуже горькой редьки. Прекращай свои жалкие попытки казаться нужным! — кричала Ниса, переживая из-за внезапной пропажи Брана, ведь она первой спохватилась, осознав его исчезновение и перебудив всех мирно спящих ребят.

— Ниса, прекрати кричать, пожалуйста, у меня очень болит голова, — умоляющим тоном попросил Бран, стараясь сжать голову руками.

— Прекрати кричать?! Да я еще не начинала! — пригнувшись к мальчику, чтобы тот мог явственно разглядеть ее ожесточенный взгляд, в порыве переживаний и злобы воскликнула девочка. — Думаешь, ты чем-то лучше Фицджеральда? Да как ты мог уйти с поляны? Ты хоть понимаешь своей пустой головой, какой опасности подвергаешь себя каждый раз? А если бы что-то случилось?

Фиц ехидно усмехнулся. Его так забавляло, когда Ниса выходила из себя. Особенно, когда ее праведный гнев был направлен на этого, порядком надоевшего ему юношу.

— И правда, Бран, ты нехорошо поступил. Арин и Ниса испугались и огорчились. Что ты здесь вообще забыл? — скрестив руки на груди, осуждающим тоном произнес Девин.

— Я нашел ягоды и… и… — тут Бран неожиданно вспомнил выросшее, словно дикая трава в очаровательном кусте белых, раскрытых к небу и солнечному свету, ромашек, происшествие, приключившееся с ним в эту замыленную мерцанием еще не позабытых снов ночь.

Сатир, назвавший себя Одвалом, духом леса. Ава и Мара, болото, флейта… Воспоминания всплывали постепенно, как горькие чайные листочки или свежие тополиные почки в глиняной кружке, наполненной обжигающим губы кипятком. Он не понимал, было ли это навязчивым сном или затуманенной правдой, но четко помнил лишь одно: нужно идти на юг, там есть вода.

— Ягоды, точно, — неуверенно сказал чернобровый юноша. — Те алые ягоды уморили меня. Они оказались жутко ядовитыми, я съел-то всего одну и уснул.

Подростки непонимающе глядели на него. Рука Нисы легонько задрожала и на секунду Бран подумал о том, что девочка ударит его по щеке или бросится бить его кулаками за доставленную им беспричинную тревогу, или от досады, что тот смеет вот так, прямо в лицо, врать ей.

— Ядовитые?! Но ты же помешан на этих своих травах. Как ты мог такое допустить? — спросила белокурая девочка, кинувшись проверять, нет ли у Брана жара или каких-либо признаков серьезного отравления.

Фиц скривил тонкие губы. Ниса уделяла этому никчемному оборванцу столько внимания и заботы, когда рядом с ней такой чудесный парень, держащий голову всегда поднятой и не позволяющий себе ударить в грязь лицом.

— Все в порядке, Ниса. Я чувствую себя хорошо. Только голова немного побаливает, но это совсем неважно, — с улыбкой ответил Бран.

Ее ухаживания приводили юношу в приятное изумление. Подобно Фицу, он не отдавал себе отчета в том, чем заслужил такое по-особенному благосклонное отношение Нисы.

— Мы, правда, очень огорчились, когда не застали тебя на поляне, Бран, — сказала Арин, приподняв свои рыжие брови. Кажется, за эту проведенную в полном спокойствии ночь она еще больше окрепла и расцвела, подобно дивной садовой розе, переродившейся из увядшего бутона в мясистый, слегка кисловатый плод шиповника.

— Простите, что заставил вас волноваться, — склонив голову перед детьми, ответил Бран.

Юноше действительно было очень стыдно за собственное легкомыслие, тем не менее он нисколько не жалел о содеянном. Ведь эта ночь подарила ему кое-что более значительное, нежели он мог себе вообразить. Даже если все это было обманчивой игрой Морфея.

— Я знаю, куда нам следует идти, — выразительно заявил Бран.

Слова юноши вызвали удивление на лицах товарищей, особенно у ворчливого Фица, считающего его напрасным хвастуном.

— На юг, — продолжал Бран, выдержав паузу. — Дорога займет около получаса, но там определенно будет вода.

Витающий в его памяти, подобно лебединому перу, образ Одвала не покидал. Будучи отнюдь не уверенным в собственных словах, юноша чувствовал нутром, что сатир не соврал.

— С чего ты так решительно говоришь о том, о чем не имеешь ни малейшего понятия? Или это твои всемогущие травы подсказали тебе верную дорогу? — сомкнув бесцветные брови над самой переносицей, насмешливо бросил Фиц, он не мог позволить какому-то лоботрясу перенять занятое им в группе командование.

— Можно и так