Как пощечина, и внутри все замирает. На мгновение.

И контрастом укусом вдирается в мои губы. И я со стоном отвечаю ей такими же дикими укусами, сжимая ее руку за кисть, проталкивая пальцы в себя и одновременно с этим резко проникая в нее сразу двумя.

Пару секунд на бешеные толчки, с запрокинутыми головами и надсадными стонами.

— Имммадан, Лории. Мееня уносит от твоих маленьких пальцев.

А меня уносит от ее прикосновений. Потому что ЭТО ЕЕ ПАЛЬЦЫ. Нет ничего желаннее секса с ее пальцами, языком. Да с любой частью ее тела. Она даже не представляет, сколько у меня фантазий, связанных с ней. Какое грязное и саананское отродье она во мне разбудила.

И ей уже мало. Тянет меня за собой на пол, опрокидывая на спину, нависая надо мной, стягивая с себя штаны, жадно целуя мою грудь, сжимая и кусая соски. Раздвигая мне ноги в стороны прижимаясь ко мне всем телом и скользя кожей к коже вниз. Жадно целуя каждый миллиметр, ниже и ниже. Вылизывая пупок, косточки бедер, внутри по бедрам.

И жадно ртом в мою плоть с воплем наслаждения.

— Ты не представляешь, какая вкусная. Какая сладкая, горькая. МОЯ. Найти губами твой узелок, — шепчет прямо в складки плоти, сжимая мои руки за запястья одной рукой, а другой за ягодицы. — Дааааа. Вот так. Вылизывать тебя. Долго, протяжно. Дразнить кончиком языка и сосать тебя. Ммммм меня раздирает от наслаждения слышать твои стоны, чувствовать, как извиваешься. Снова вонзить в тебя пальцы — сначала один, потом два, и сразу три. Моя сладкая, маленькая, Лориии. Какая же ты там маленькая.

Не переставая ласкать клитор и сдавливать мои руки.

— Как я хотела слизать всю твою влагу, чтоб кончила мне на язык.

Еще сильнее двигает пальцами, быстрее, набирая темп, не останавливаясь. И ее голос, ее слова сводят с ума и словно хлыст подстегивают меня в невероятном сумасшествии.

Стоном. Громким. Прямо в губы. Кусая их снова. Потому что нельзя промолчать. Потому что слишком глубоко, слишком во мне. Будто под кожей. А я в ней. Под ней. Двигать рукой, задыхаясь от ее толчков, от контакта кожа к коже. Это почти больно. От страсти, которую вижу в ее глазах. Волосы, взъерошенные моей рукой. Прижимаю к себе за голову, всхлипывая от каждого поцелуя. Вот он контраст с ней — похоть на грани с нежностью. И вскриком, когда касается там языком снова. Когда чествую мягкие умелые губы. Кричу. Поднимаю бедра, чтобы еще ближе… и тут же пытаюсь отстраниться. Непроизвольно. Каждое касание языка, губ словно удар плетью по обнаженной коже. Пальцы внутри… грубо. Трахают. Безжалостно. А я кричу, вжимая ее голову в себя. Кричу от оргазма. Мощного, жесткого. От него не улетают в небо, не падают в пропасть. Он ломает кости. До крошева. Сокращаюсь под ее губами, сжимаю пальцы, выкрикивая ее имя. Вздрагивая, пока не отпустят судороги наслаждения. А после… после оттолкнуть от себя с силой ее руки и броситься в ее сторону. Опрокинув на пол. Чтобы впиться поцелуем в губы, сжимая лихорадочно грудь, откинуть в сторону блузку, жадно касаясь кожи. И сразу к низу живота, там, где ждет меня, так же истекая влагой. Стянуть на хрен брюки и проникнуть двумя пальцами в нее. Кусая соски. Всасывая их зализывая. Толкаясь пальцами. Все быстрее, вслушиваясь в ее стоны. И чувствуя, как колотит от желания почувствовать ее на языке. Трясучка. Словно наркоман, увидевший мериду. Сходу, без поцелуев и ласк. Ртом к горячей плоти. Втягивая нежную кожу. Языком вверх и вниз. И еще раз. Собирая влагу. И дразня. Потом в истекающую желанием дырочку, слизывая возбуждение, ее безумие. Толчком внутри. Растирая пальцами клитор. И наоборот. Терзать языком твердый бугорок, лаская пальцами ее изнутри… Сходя с ума от понимания, что только мне позволено брать Далию десу Даал. Ласкать ее, лизать ее могу только я. Никто до меня… Никому не верила.

Только от одной мысли, что это ОНА со мной, я словно безумею от счастья. Выгибаясь назад, но глядя ей в глаза своими закатывающимися, удерживая ее за затылок, пока она еще дергается в последних судорогах оргазма и с протяжным стоном впивается в мои губы до крови. Прижимаясь грудью к ее груди, скользя острыми сосками по ее соскам. Все еще вздрагивая от трения о ее тело. Мы обе словно без кожи, обнимаемся голым мясом.

Потные, дрожащие.

Я зарываюсь пальцами в ее волосы на затылке, отрываясь от рта Дали и слегка, пьяно усмехаясь прошептать.

— Мы целуемся… чувствуешь… как мы целуемся везде? Я кончаю от твоих поцелуев, любимая.

Снова в губы уже нежнее, прижимая за поясницу к себе.

— Хочу провести с тобой всю вечность. Твоей быть. До старости, до смерти.

— До смерти, да… а старость. Вряд ли она у нас будет. Люби меня сегодня. Каждый день люби меня сегодня.

И после всего этого… после всего она поехала в свой проклятый поход и трахала ту стерву. Пусть ради свободы, пусть ради своего народа. Но как? Как она могла, если я даже представить на себе другие руки не умею.

Но ей все равно… Что стоила одна моя жизнь по сравнению с сотнями тех, которые спасет Дали, используя тот самый сверток? Ничего. Пусть я не знала, что в этом свертке, я видела, как загорелись глаза моей любимой женщины в тот момент. Ее маленькая победа. И плевать, какую цену ей… нам пришлось заплатить, чтобы одержать ее.

Я не испытывала обиды. Собирая в небольшую котомку запасное платье и теплый платок с небольшим кулем с едой, я понимала, что не чувствую обиды. Или же не отчаяния. Боль. Я ощущала только ее.

Эта тварь будто вгрызлась в мою плоть и теперь ритмично клацала зубами, отрывая по кусочку от нее, заставляя то и дело останавливаться, чтобы перевести дух. Мне казалось, я даже слышу скрежет ее клыков в ушах, прерываемый громким свистом поднявшегося ветра.

Это плохо. Это действительно плохо. Если ветер усилится, я не успею уйти далеко от лагеря, и тогда она найдет меня. От этой мысли вдруг стало смешно. Сейчас перед Дали стояли гораздо более важные задачи, чем поиски сбежавшей любовницы. И я засмеялась. Громко. Выходя из нашего… из ее шатра, оглядев его в последний раз, не смогла удержаться, согнулась в приступе дикого хохота, прижимая к себе котомку с вещами.

Один из воинов, огромный бородатый мужчина изумленно отшатнулся от меня и что-то недовольно проворчал, плюнув в сторону.

* * *

— Не проходите мимо, моя деса, — худощавый старик со всклокоченными седыми волосами, торчащими в разные стороны, и давно нечесаной бородой, на которой еще сохранились крошки хлеба, вероятно, его обеда, протянул руку к моему локтю, не решаясь дотронуться, — вы не найдете лучше закопченного мяса, чем у меня, на много миль вокруг.

Он схватил длинными скрюченными пальцами небольшой кусок оленины и ткнул едва ли не под нос мне.

— Свежее, только понюхайте. Вы навряд-ли ели что-то вкуснее моего мяса.

Я усмехнулась, протягивая ему монету.

— Есть вода у вас для путников?