— Подорвав сбросом маломощной атомной бомбы на Хиросиму все дальнейшие планы англичан! — усмехнулся Ганимед.

— Если бы. Это удалось прекратить, только отравив Сталина руками его же медиков. Именно из-за того, что тот подливал (войсками) масла в огонь всё той же войны «Севера и Юга», которая была перенесена теперь с территории Америки на территорию Кореи. Воюя друг с другом руками ничего не понимающих в том, чьи интересы они столь исступлённо защищают, корейцев. Разделив, в итоге, Корею сразу же после смерти Сталина на «Северную» и «Южную».

— Символично, не правда ли? — усмехнулся Ганимед и посмотрел по сторонам: на «северную» Елену и «южную» Креусу.

— То есть Америка тогда, по сути, оказала Японии услугу, нанеся упреждающий удар. Если понимать о том, что могло (и уже тогда планировалось англичанами) произойти с её гражданами в дальнейшем. Что неизбежно произошло бы, не подставь Америка Японии своё братское плечо.

— То есть раз и навсегда положив — с бомбардировщика на Хиросиму — конец вечной вражды Японии со всем миром! — просиял Ганимед. — Запретив им иметь войска и ядерное оружие.

— Но почему тогда чиновник тебе поверил? — так и не поняла Елена.

— Как это — почему? — удивился Ганеша. — Шестьдесят четыре процента россиян проголосовали против развала Советского Союза, но его всё равно развалили. Американские ставленники нарушили данную нам Богом Свободу Выбора! А как говорил апостол Петр: «Вы пытались обмануть Бога?!» Ты помнишь, что он тогда за это с ними сделал?

— Нет.

— А чиновник, видимо, ещё помнил. И полистав мою книгу, понял, что я не просто верю в Бога, как все, но и общался на Летучем Корабле со всеми ангелами и архангелами, пока Николай Угодник меня по нему водил и подробно рассказывал, как у них там, в Раю, всё устроено. Вот чиновник и решил, глядя на мою рясу, что я хочу отомстить тем, кто нарушил Свободу Выбора россиян в лучших традициях Петра!

— Так ты что, уже реально бог Ганеша? — удивилась Креуса. Снова увидев в нём Творца.

— Да он развел его, не ясно разве? — засмеялся над ней Ганимед. — Чтобы тот разрешил издать книгу. Просто одев на встречу с ним рясу!

И объятия Елены сами собой разжались, как только она поняла, что про миллион долларов и Волшебника Ганеша тоже им наврал.

— Это надо отметить! — усмехнулась она. Небрежно оттолкнула этого афериста от себя и приложилась к бутылке пива. Выпив её до дна, чтобы заглушить разочарование.

Ганеша удивился этому перепаду настроения и легко переключился на Креусу:

— Да никого я не разводил, — улыбнулся он Креусе, которая была чуть тоньше фигурой и лицом, что дополняли едва заметные усики Лизы Болконской, которые он тут же поцеловал.

— Это безобразно! — возмутилась Креуса, тут же перестав видеть в Ганеши бога.

Не заметив, что он целовал не её, а Лизу, о которой мечтал со школы! Тут же влюбившись в главную героиню Льва Толстого, как и все в классе. Безответно любили молоденькую учительницу по географии.

— Безобразное — это художественный элемент любой Сказки, — объяснил ей Ганеша своё «непристойное поведение». В школе.

— Сказки любого, — поправил Ганимед.

— Безобразное мы используем для придания себе комических и трагических эффектов, думая нарушить этим гармонию чужой Сказки, по тем или иным причинам чуждой духу нашей.

— Но реально разрушаем этим лишь свою Сказку.

— Зло ужасно в основном тем, что превращает твою Сказку в былину, подрезая Икару крылья и превращая его обратно в обывателя.

— А затем, по мере проникновения в тебя зла — твоей озлобленности и лени — и в животное! — усмехнулся Ганимед.

— Каждый твой злой поступок или мысль, взгляд, вздох, жест, не суть важно, создает у тебя установку на зло.

— Создает брешь, — уточнил Ганимед, — через которую в тебя и проникает Зло. И начинает через тебя действовать.

— Разрушая все твои Сказки!

— Из-за того, что все ошибочные или злые действия есть продукты недопонимания ситуации, они и являются заблуждениями.

— Так что грешника не случайно именуют развалиной. Ведь, заблуждаясь, он обречён блуждать по развалинам своих Сказок! — усмехнулся Ганеша и снова её поцеловал, развеяв сказочно долгим поцелуем Творца все её заблуждения.

Но увидев, как Андрей Болконский и его «маленькая княгиня» милуются, блуждая по развалинам её сказок о себе, как о недоступной принцессе, Елена тут же снова стала для него столь же прекрасной, как была:

— Что ж, я искренне рада, что ты наконец-то нашел себе ту принцессу, которую ты и впишешь в идеальный мир своей Сказки!

— Ты хочешь сказать, что способна на большее, чем просто перевод? — удивился Ганеша.

— Мои пределы в вышине сложили гимны обо мне! — улыбнулась Елена и откровенно клацнула зубами.

И проникшись её волшебной игрой в белку, уже обещавшую погрызть его «орешек», Ганеша моментально оставил Креусу и пошел на абордаж.

Но Елена смогла тут же отбить нападение и не дала ему захватить себя в рабство, отогнав корму своей ладьи от него подальше.

Как только тот ущипнул её за зад. Как простую деревенскую девку на ярмарке, торговавшую своими аппетитными булочками.

А не крутую нравом скандинавскую принцессу, которой — для полноты картины — теперь не хватало лишь секиры!

Но Ганеша не стал с ней биться, а тут же вернулся к очарованию Креусы. Ему было всё равно, кто будет являться объектом для нападения его любви. Её низкопробковое положение? Видавшие виды одежды? Голодный, усталый от разочарований взгляд, выпавший в осадок тонкой грусти? Напротив, всё это лишь вспахивало векторное поле активности её любви к нему, подающему надежду погасить в ней все эти сигнальные лампочки. И протягивало пульт управления ею.

— Грязно не то, что в сознание входит. А то, что из этого выходит на поле практики, — улыбнулся он Креусе.

— В сапогах на босу ногу в поисках обмороженной октябрём несчастья капусты запоздалых выводов, — усмехнулся над ними Ганимед.

— Но стоит лишь вывернуть твою жизненную ситуацию обратно в теорию, как ты, увидев все свои недочеты и исправив их соответствующими поступками, тот час начнёшь жить в Сказке. Если же в тебе недостаточно художественной пластики, открой «Мифы и легенды древней Жреции» и выработай свою мифологию поведения. Став для себя Зевсом, жестоко карающим тебя за любой проступок, а для других — Гермесом, несущим им благую весть от бога — твоей высшей сущности! Постепенно ты станешь настолько совершенной, что откинешь все эти карнавальные маски, включая и маску бога.

— Чтобы лицо ни натерло ею, как сандаль — большой палец! — усмехнулся Ганимед и потёр лицо.

— А второй сандаль дырявый, в